Дон Кихоты 20-х годов - 'Перевал' и судьба его идей
Шрифт:
Я намеренно привела это место целиком: в нем преобладает склочный тон; нет аргументов; нет культуры мысли. Зато есть нескрываемое желание политически дискредитировать Воронского, "свергнуть" его для того, чтобы захватить власть. "Беспартийными писателями, - заканчивал Вардин, - мы можем руководить таким же способом, каким мы руководим всякой беспартийной средой, - через фракцию, через ячейку"805.
Тогда Вардину еще возражали. Тогда Н. Осинский еще иронизировал над тем, что, по Вардину, литература - "это не художественная, а политическая проблема"806, а Н. Бухарин открыто смеялся: "Какое дворянское политбюро давало директивы Пушкину, когда он писал стихи?.."807 Тогда А. В. Луначарский поддерживал А. Воронского и соглашался с ним в том, что "чисто политический подход" напостовцев к искусству свидетельствует об их "ошибочных позициях"808. "Нельзя ставить вопрос о литературной политике, - говорил тогда Луначарский,
Теперь времена изменились. Как установлено А. В. Артюхиным811, еще в мае 1926 го[324]да рапповцы подали в Отдел печати ЦК ВКП(б) одну из очередных своих докладных записок. Они требовали в ней "ликвидировать эклектические группировки вроде "Перевала" которые не представляют никакой ценности, количественно усиливают давление правого фронта"812.
Они не получили поддержки, но не встретили и отпора. В "Циркулярном письме Отдела печати ЦК ВКП(б) ко всем ЦК нацкомпартий, обкомам, губкомам и крайкомам" содержалось лишь указание на то, что своей гегемонии рапповцы должны добиваться путем творческого соревнования813.
В том же мае 1926 года Воронский выступил с памфлетом "Мистер Бритлинг пьет чашу до дна"814. В ответ рапповцы послали в ЦК прямой донос на Воронского.
К доносу были приложены материалы:
1) А. Воронского - "То, чего нет в нашей литературе";
2) Л. Авербаха - "Опять о Воронском";
3) Воронского - "Мистер Бритлинг пьет чашу до дна".
4) Копия письма Авербаха Ярославскому;
5) Копия ответа Ярославского - Авербаху.
Солидаризируясь со статьей Авербаха и считая, что статья Воронского "Мистер Бритлинг пьет чашу до дна" направлена против всего ВАППа, комколлектив секретариата ВАППа, сообщалось в письме, просит рассмотреть статью Воронского как "явное нарушение партийной этики", и - "в срочном порядке" .
В апреле 1927 года на расширенном заседании Отдела печати ЦК ВКП(б) с политическими обвинениями против А. Воронского выступили Л. Авербах, А. Зонин; тогда же был предрешен вопрос о снятии Воронского с поста редактора журнала "Красная новь". В том же 1927 году нависла угроза над Вяч. Полонским - его тоже собирались отстранить от руководства журналом "Новый мир"815. В конце 1927 года Воронский был снят. Рапповцы увидели в снятии Воронского начало перемен, знамение "определенного этапа в развитии пролетарской литературы"816. [325]
Это могло показаться сильным преувеличением.
Но перемены действительно наступали.
В начале 1927 года перевальцы опубликовали "Декларацию всесоюзного объединения рабоче-крестьянских писателей "Перевал", под которой стояло 55 подписей817. Декларация формулировала опорные положения теоретической и практической позиции перевальцев. Акцентируя свою принадлежность к революции, перевальцы давали ей свою интерпретацию. С особым нажимом они ставили вопрос об "органическом сочетании социального заказа со своей творческой индивидуальностью"818. Тревога, которая звучала в полемических выпадах против ВАППа и Лефа, мотивировалась той угрозой, которую перевальцы видели в посягательствах ВАППа и ЛЕФа на суверенность художника: "...идеологическое построение ВАППовской критической мысли схематизирует художника, запугивает его внутреннюю художественную самостоятельность, заглушает в ней всякие возможности эстетического оформления того или иного образа, близкого пониманию и чувству писателя"819, а схематизация и мертвящая стандартизация, которую навязывает писателю Леф, приводят к формализму. Запугиваемый сплошь и рядом безответственной критикой, писатель нередко идет по пути наименьшего сопротивления: "...талантливые писатели и поэты начинают уходить от своей внутренней темы и прикрывают свою опустошенность внешними формулировками и формалистским бряцанием"820. "Внутренняя художественная самостоятельность", "внутренняя тема", "внутренний мир", "внутренняя настроенность личности автора" - эта терминология четко формулировала роль субъекта в творческом взаимодействии искусства и действительности, которое стало альфой и омегой перевальской критики. В тот момент казалось важным не столько сохранить пропорции, сколько привлечь внимание к тому неоспоримому факту, что от писателя требовался новый подход к действительности821. И главное - новое понимание действительности.
После того как в 1927 году Воронский
Члены "Перевала" отказались от сотрудничества с новой редколлегией.
Свои причины они объяснили в письме, посланном в Отдел печати ЦК ВКП(б) 13 сентября 1927 года. Письмо было принято Московским и Центральным Советом "Перевала". Оно представляло собою ответ на запрос ЦК ВКП(б) о причинах отхода группы от "Красной нови". Отказ сотрудничать в журнале при новом руководстве перевальцы объясняли тем, что ВАПП давно травит и бойкотирует их группу, а журнал при новой редколлегии все более склоняется к Лефу и напостовству "враждебным "Перевалу" группам"822. Далее перевальцы отмечали, что политика ВАППа направлена на "раздробление" "Перевала" и дискредитацию его руководителей"823.
Отдел печати ЦК ВКП(б) переправил это письмо в секретариат ВАППа. Отвечая на письмо, В. Киршон от имени коммунистической фракции ВАППа заявил, что считает деятельность "Перевала" ошибочной и будет с нею бороться.
В 1927 году в "Бюллетене ВАПП" были помещены тезисы Л. Авербаха, оглашенные на пленуме ВАППа в ноябре 1927 года. "Прикрывающаяся псевдонимом рабоче-крестьянских писателей, но являющаяся на деле малоустойчивой попутнической группой с участием разложившихся коммунистов, - говорил Авербах, - группа "Перевал" выступила недавно со специальной декларацией. "Перевал" прикрывается лозунгом борьбы за художественный реализм "против бескрылого направленчества" и, заостряя свой удар против ВАППа, на деле выступает защитником безыдейности и носителем упадочнических настроений в литературе. Именно в "Перевале" находят себе приют настроения, вытекающие из безверия в социалистическое строительство, настроения богемщи-ны дурного качества и настроения, влияющие на пролетарскую культуру чуждых классовых элементов"824.
В следующем номере Бюллетеня (6) рапповцы усилили оскорбительность тона и слов. "Лисьи ухватки "Пе[327]ревала", - писали они, - не менее опасны для пролетарской литературы, чем волчьи клыки новобуржуазной литературы"825.
Круг рапповцев, критикующих "Перевал", был шире, чем можно себе представить. Так, на расширенном пленуме ВАППа, состоявшемся в мае 1927 года, А. Фадеев говорил, что перевальцы отмахиваются от воспитания кадров начинающих писателей, "там много кумовства, плохие люди стекаются в "Перевал". "Перевал" - "просто есть замкнутая группа"826. Такова же была позиция Фадеева по отношению к перевальству в его статье, опубликованной в журнале "На литературном посту" (1927. No 14).
После политических процессов 1928 - 1929 годов ситуация в искусстве резко обострилась.
На уже упомянутой конференции аграрников-марксистов Сталин 27 декабря 1929 года заявил об отставании теории от практики. "Надо признать, - говорил он, что за нашими практическими успехами не поспевает теоретическая мысль, что мы имеем некоторый разрыв между практическими успехами и развитием теоретической мысли. Между тем необходимо, - говорил он, дублированием мысли усиливая ее вес, - чтобы теоретическая работа не только поспевала за практической, но и опережала ее, вооружая наших практиков в их борьбе за победу социализма"827. "Высшим достоинством "марксистско-ленинской теории борьбы классов", говорил Сталин, является то, что "она облегчает мобилизацию рабочего класса против врагов диктатуры пролетариата"828. Тем самым служебная функция теории классовой борьбы - намеренное ее упрощение и приспособление к тому, чтобы при ее помощи управлять искусством и обществом, - была вынесена на поверхность и сформулирована в слове. Именно в этой функции "управления" теория классовой борьбы была использована Сталиным и тогда, когда он приступил к обоснованию роли теории в условиях "нового периода".
С этого момента научные дискуссии полностью переросли в политические. [328]
"Политическая дискуссия, - верно заметил Мангейм - резко отличается по своему характеру от дискуссии научной. Ее цель - не только показать свою правоту, но и подорвать корни социального и интеллектуального существования своего оппонента. Поэтому политическая дискуссия глубже проникает в экзистенциальную основу мышления, чем те дискуссии, которые не выходят за рамки нескольких намеченных "точек зрения" и рассматривают только "теоретическую значимость" аргументов. В политическом конфликте, который с самого начала является рационализованной формой борьбы за социальное господство, удар направляется против социального статуса оппонента, его общественного престижа и уверенности в себе. Поэтому трудно решить, привела ли сублимация, замена прямого насилия и угнетения дискуссией действительно к фундаментальному улучшению человеческой жизни. Правда, физическое угнетение на первый взгляд как будто труднее переносить, однако воля к духовному уничтожению, которая во многих случаях заменила его, быть может, еще более непереносима"829.