Дон-Коррадо де Геррера
Шрифт:
Гундо
Сделай милость, потише — вить здесь недалеко большая дорога, и мне всякую минуту надобно опасаться быть пойманным.
Вольф (опершись на него одною рукою)
Брат! не сердись на меня!
Гундо
На кого ты сердишься, я не понимаю? Люди ненавидят тебя, и ты их презри. Смеются над тобою? О, черт побери, если смотреть на это, так и ступить нельзя, ибо на первом шагу осмеют. Всё пустое, не о чем думать, не о чем печалиться. Дорога всего света открыта пред тобою, избирай ее; с твоими талантами,
Вольф (в задумчивости)
Нет!
Гундо
А! Я вижу, ты остановился на пункте стыда и честности? Но что ты называешь честностью? Где и в каком месте сыщешь ты ее? Э, брат! Эта честность служит только маскою для всех людских каверзов и обманов, которые в тоне нынешнего света. Она называется политикою, а человек без политики, то есть человек честный, называется теперь bonhomme[118]. Чтоб не заслужить нам этого имени, так мы пойдем в дунайские леса и без всякой политики станем провеивать запылившееся у скряг золото.
Вольф (в размышлении, про себя)
Нет, я не могу этого сделать.
Гундо (не поняв его)
Это правда, что нам двоим нельзя это произвести в действо. Но я проведал в этом городе таких удальцов, что, только стоит свистнуть, так станут передо мной, как лист перед травой. Есть же еще у меня люди способные, для важнейших случаев; они так искусны в своем ремесле, что если надобно какому господину сделать визит, так сделают его так, что тот не успеет им и отблагодарить за посещение. Одним словом, мы будем жать лавры зимою и летом, и слава скоро вспотеет, разглашая дела наши. О, черт побери! Вольность. Вольф, пойми это слово! Существовать и пресмыкаться, жевать черствый хлеб или есть, пить и веселиться. Нет! Ни одного вольного часа не променяю я на целую рабскую жизнь. Что же мешает нам быть самовластными, чего недостает нам, чтобы сделаться графами силы и мужества? О, и железные цепи слабы удержать меня. Вольф! (Схватив его) Пойдем, пойдем! Я готов хотя б противу всего ада!
Вольф (ходивший в глубоком размышлении)
Но могу ли я это сделать, могу ли казаться таковым? Нет, мне осталось последнее прибежище.
Гундо
Мы пойдем в чужую провинцию, где ты будешь играть роль пречестнейшего человека.
Вольф
Не хочу, не хочу, говорю!
Гундо
Поди же, баба, с своею честностию, пускай она кормит тебя.
Вольф
Кто тебе говорит о честности? Я презираю ее, я не хочу иметь честного имени; одного желаю я — мщения.
Гундо
Неужели всех перевешаешь?
Вольф
Нет! Смеяться над княжеским указом, который запрещает стрелять дичь; смеяться над ним и, сколько сил моих доставать будет, вредить самому князю — вот мое мщение!
Гундо
За это, брат, вздернут.
Вольф
Куда?
Гундо
Ну,
Вольф
На висельницу. Гм! (Указывая на ружье) Видишь ли ты это?
Гундо
Лошадь на четырех ногах спотыкается.
Вольф (вынув из кармана большой нож)
Этот нож довольно востер. (Прячет его)
Гундо
Не госпожа ли честность будет кормить тебя?
Вольф
Довольно еще сильна эта рука.
Гундо
А! понимаю, сила вместо красноречия.
Вольф смотрит в сторону как бы на некоторое страшное привидение, бледнеет; наконец с бешенством схватывает ружье.
(Уходя в сторону) Что с ним делается? Он дрожит, он бледен как мертвец!
Вольф (идет трепеща)
Ободрись, Вольф! Это он!
Прицеливается, но рука его дрожит. Гундо со страхом уходит далее.
Явление 12
Вольф и Роберт.
Роберт (увидя Вольфа)
Ба! ба! ба! Вольф?
Вольф (страшным голосом)
Да! Это я!
Стреляет в него; Гундо убегает; Роберт падает ниц; ружье выпадает из рук Вольфа.
(Глухим протяжным голосом) Убийца!
Долгое страшное молчание; наконец дрожащими шагами он подходит к Роберту, который с содроганиями умирает. Долго и пристально смотрит на труп его.
Ха! ха! ха! Вот лежит существо, ненавистнее из всех живых существ. Теперь я квит с людьми. (Переворачивает труп вверх лицом) А! дружок, теперь не станешь более ловить меня и болтать? (Вдруг отскакивает назад) Как страшно выкатились у него глаза! (В мрачной задумчивости издали смотрит на труп) Что это? Я никогда еще так не дрожал, отчего ж это? А! предчувствия: висельница или меч ожидают меня... Меня? За что? Я убил его за то, что он... что он... Память моя как будто нарочно угасла. Из тысячи зол я не могу вспомнить ни одного, сделанного мне этим Робертом; но, одним словом, я убил его, как смертельного врага своего. Но всё что-то странно, что-то очень странно... (Погружается в задумчивость; некоторый стук вдали выводит его из оной) Здесь недалеко большая дорога. (Идет в лес; чрез несколько времени слышен голос его) Стыдись, Вольф! Здесь нет никаких дьяволов. (Выходит и осматривается вокруг) Но хотя бы здесь был весь ад — я пойду противу него. (Подходит к трупу) У него должны быть деньги, которые теперь мне очень нужны. (Вынимает у него часы и кошелек)