Донкихоты Вселенной
Шрифт:
– Добре. Для закрепления крюка электроэрозийный резак захватишь с собой, заодно пробу возьмешь, от Дикого спутника на память.
– Да уж помнить будем, - заметил Вязов.
– И мне помоги в свой скафандр влезть. Страховать тебя буду.
Так, казалось бы, полушутя, переговаривались спасатели. Строки великого поэта: "Забил заряд я в пушку туго и думал: угощу я друга! Постой-ка, брат мусью!" - были им ближе службистики: "Так точно!", "Никак нет!".
Сам Бережной в уже надетом на него скафандре помог Вязову надеть такой же пластиковый
Вязов не раз выходил в открытый космос и радовался, что снова и снова, как впервые, испытывал захватывающее ощущение свободного парения над исполинским земным шаром. Вспоминались детские сны, когда неведомо как, без всяких усилий, взмываешь в воздух, забыв о весе. И хотя выходы в космос стали для него будничными, они все равно наполняли все его существо праздничностью, сознанием могущества, счастьем полета без уз тяготения.
И пусть в первый миг комок всегда подступал у него к горлу и чуть кружилась голова, как при взгляде в пропасть, все равно ощущение это было неповторимо и волшебно!
Земной шар, который Вязов только что видел через иллюминатор, теперь, ничем не отгороженный, поражал своей величиной и "компактностью". Его можно было окинуть взглядом от одного выпуклого, освещенного солнцем, края до другого, затененного, не поворачивая для осмотра горизонта головы, как там, внизу, на его поверхности.
И походил бы этот земной шар на гигантский глобус, правда, без линий широт и меридианов, если бы пятна материков и морей не выглядели бы такими, "неглобусными", неземными, чужеродными. Местами эти пятна закручивались "спиральными туманностями" или разрывались проемами, через которые проглядывали настоящие земные континенты и океаны. Облачный покров, окутавший наполовину затененную голубоватую планету, напоминал полупрозрачное одеяние, в которое стыдливо рядилась прекрасная Земля.
Преодолев первые волнующие ощущения свободного полета среди "пристальных, немигающих" звезд рядом с ослепительным косматым солнцем, Вязов сосредоточил свое внимание на космическом теле, до которого ему предстояло добраться.
Причудливый обломок - каприз неведомого взрыва - издали (без электронного бинокля) походил на диковинное животное морских глубин с головной частью или туловищем, за которым тянулся прозрачный шлейф, казавшийся уже не серебристым, а золотистым из-за просвечивающих через него звезд.
– А космическая Вероника, распустив свои волосы, оказалась рыженькой, - передал командиру через шлемофон Вязов.
– Ладно тебе рыженькими бредить. А я вот гляжу в иллюминатор, и он обрывком бумаги, от листа оторванным, мне представляется. Откуда только газовый хвост у него, как у кометы, взялся?
– Попробуем прочитать, что на этой космической бумажке написано, пообещал Вязов и включил реактивный двигатель.
Скафандр чуть вздрогнул, но космонавт не ощутил бы движения, если б Дикий спутник не стал заметно
– Как заарканишь нашу вуалехвостку, - слышался в шлеме Вязова голос Бережного, - линь понадежней закрепи.
– Не беспокойтесь, командир. Крючки зацеплю под самые жабры.
– Не сорвалась бы!
– Так я ее не просто крючком поддену, а морским узлом линь завяжу. Еще одним взрывом не оторвешь.
– Валяй, валяй! И пощупай там, разберись, прав ли был Сергей Петрович Божич, не зря ли сомневался мистер Джон Бигбю!
– Мне поднырнуть под "луну" придется. С той стороны, может быть, что и увижу, кроме гладкой стенки, как с этой.
– То, что стенка гладкая, тоже дорогого стоит. Но поторапливайся. Не только время, но и спутник Дикий летит прямо на наш звездолет.
– Есть! Вижу подходящее местечко. Выступ, а подле него выбоина, словно из нее кусок вышибли.
– Ты там не фантазируй! Вышибли! Я посмотрю, как ты "пробу" вышибешь. Ангелы небесные здесь с кувалдами, что ли, летают!
– Так я вроде ангела, если не с кувалдой, то с электроэрозийным резаком. Сейчас под стенку нырну.
– Ну, ныряй, ныряй, ангел небесный!
Вязов проплыл под космической громадиной и оказался с другой ее стороны. Не освещенная солнцем, она казалась совершенно темной. В вакууме ведь нет рассеянного света. Непроглядно черное и яркое соседствуют рядом. И Вязов ничего не мог рассмотреть с внутренней (да, именно с внутренней!) стороны стенки, которая все-таки была отчетливо вогнутой, в то время как с освещенной стороны - выпуклой!
Но никаких желанных деталей искусственного сооружения на темной части обломка Вязов рассмотреть не мог. Впрочем, они могли здесь и не быть! Кто знает, какую роль выполняла эта часть гипотетического звездолета, если верить, что осколок принадлежал ему?
Требовалось скорее закрепить линь и еще успеть взять "пробу".
Легкое прикосновение крюка вызвало, к удивлению Вязова, брызнувший сноп искр. Но едва он включил электроэрозийный резак, случилось нечто невероятное, как бы из-за электрического замыкания. Дикий спутник содрогнулся, тряхнув скафандр Вязова. Затененная часть обломка ярко осветилась пламенем, вырвавшимся из скрытых в нем дюз.
Вязов с замиранием сердца понял, что невольно включил дремавшие сотню лет реактивные двигатели (скорее всего рулевые) погибшего чужепланетного звездолета.
– Эй, Никита! Ты что, с ума сошел? Зачем запустил двигатель своего скафандра? Ты понимаешь, что делаешь? Прешь прямо на модуль звездолета!
– Это не мой двигатель, - доложил Вязов, - заработали неведомо отчего инопланетные двигатели, ожил обломок звездолета.
– Эх, растяпа! Удружил! Теперь никакой буксир не поможет. С Земли уже тревогу бьют, им все видно. Да и сам я вижу - столкновения не избежать! Тоже "спасатели"!
– гремел в шлеме Вязова гневный голос Бережного.
– Отсюда их не выключить, - имея в виду заработавшие двигатели, доложил Вязов.