Донкихоты Вселенной
Шрифт:
Елена Михайловна удивленно оглянулась на нее.
Никита через силу улыбнулся и заговорил, как увещевают детей:
– Ты останешься надеждой своего замечательного деда, оправдаешь общие надежды, как одаренный математик.
– Как? Как ты сказал? Математик?
– Ну да, математик!
– А разве математики совсем не нужны в космическом рейсе?
Никита развел руками.
– Надя, милая ты моя! Наш экипаж давно укомплектован. И только что в полном составе поклялся выполнить свой долг. Звездолет наш рассчитан только на спасателей и спасенных, ни грамма больше! Сам считал.
С болью в сердце видел Никита,
Бережной и Генри Гри, свесив ноги, сидели на обрыве. С тонкой березы, растущей чуть ниже их, свешивались листья и сережки. Генри Гри дотянулся до ближней ветки, нагнул ее к себе и прикрыл листвой, как вуалью, лицо.
– Скажи, Бережной, - не без лукавства прозвучал вопрос, - как ты мог додуматься до моей тайны?
Бережной прищурился.
– Э, друже! Не такой уж труд! Детектива не требуется. Чуть пристальнее надо приглядываться к мелочам. Давно стали женщины брюки носить, да не так носят, не по-мужски! Хоть и в штанах, да не тот мах!
– Жаль, не было раньше разговора, не научил, как надо.
– Разговора не было, потому что тайну твою я не собирался разглашать. Дело политическое. Как-никак третий член экипажа представляет целый континент. Уйму конкурсов там прошел, коварные тесты без числа преодолевал. Как никто другой! Каскадер к тому же, ковбой и все такое прочее. И еще знаменитым математиком признан. Как раз для звезд! Потому и оказался первым американским претендентом на включение в экипаж звездных спасателей.
– Да, это так, командир. Требовалось много труда, усилий, старательств.
– Стараний, - поправил Бережной.
– Конечно, стараний. Потом любви, командир...
– Какой любви?
– Обыкновенной, когда говорят люблю... как это... по-русски... Любовь...
– Давай вставай, грести будем!
– послышался почти рядом мальчишеский голос.
– Лежи ты смирно. Не слышишь, что ли, влюбленные здесь про любовь шушукаются.
Бережной увидел под нависшим берегом тихо плывущую по течению лодку, а в ней двух лежащих на ее дне мальчуганов.
– Как они меня узнавали?
– прошептал американский звездонавт.
– Они не видели, только слышали мужской и женский голоса. Еще одна неучтенная Генри Гри мелочь.
– Бывают и у мужчины высокие голоса.
– Бывают, бывают. Но я угадал не только по голосу, но для надежности помалкивал, хоть и не все понимал.
– Как тебе объяснять, командир? Это немножко иной мир - Америка. Другие традиции. Чужой для вас уклад жизни. Там каждый сам по себе. И, наряду с процветанием нации, у нас все еще, к несчастью, страдают обездоленные. Они нуждаются в сочувствии, сострадании, в помощи. И за них надо было бороться в самом Капитолии. Вот почему требовалось занять сенаторское кресло от штата Алабама. У тебя появляется понимание, командир?
– Да как тебе сказать? Чуточку, пожалуй, не хватает. Одно только уяснил. Нельзя тебя до старта выдавать. В полете все быстро бы выяснилось,
– Конечно! Еще как выяснилось бы!
– Чему радуешься, чего смеешься? Воображаешь, какие у Никиты глаза выкатились бы?
– Очень хочу представить такое. Спасибо за сохранение такой тайны. Но это только ее половина.
– А вторая половина у ваших медицинских комиссий, которые так оплошали?
– Вовсе нет! Совсем просто! Все подготавливалось. Врачи проникли туда наши, члены
– Что так надо?
– Надо, чтобы председатель Союза обездоленных Генри Гри вернулся из спасательного звездного рейса национальным или даже всепланетным героем.
– Героем или героиней?
– Ты сразу берешь быка за хвост и начинаешь крутить его, как ослу. Пускай героиня! Однако в полет предстояло отправляться обязательно мистеру Генри Гри, который только что уступил в предвыборной борьбе за сенаторское кресло от штата Алабама Джесси Грегори. Республиканцы уже считают это место за собой забронированным! Тогда-то Генри Гри и начал свою подготовку, чтобы после четырех лет полета он вернулся бы на гребне волны небывалой популярности, которой прибавилось бы от романтической скрытности Генриэтты, от этой маскарадной вуали, - и американский звездонавт снова прикрыл свое лицо листьями притянутой березовой ветки.
– Такое решающее преимущество так необходимо трем миллионам обездоленных, которых надо вытащить из ямы страданий и бедствий. За это можно рисковать жизнью, командир, отданной не только за трех спасаемых человек в космосе, а за три миллиона погибающих на Земле. Как ты думаешь, командир, какая цифра, какая задача больше?
– Ну, парень!.. То есть Генри... фу ты!.. не разберешься с тобой, Генриэтта! Скажи сперва, зачем тебе на первых порах понадобился этот маскарад со штанами?
– Э-э, командир! На Капитолии еще не бывало женщины-сенатора. Королевы правили, но не в Америке! А обездоленные страдают там. Им нужен защитник мистер сенатор. И Союз обездоленных решил добиваться кресла для своего председателя, лихого парня Генри Гри. Ковбой и ученый! Каскадер и поэт! К тому же "свой парень"! О'кэй?
– О'кэй, о'кэй! Парень что надо! Видел я его киноподвиги! Спрыгнуть в автомобиле с моста на крыши вагонов идущего поезда, промчаться по ним до локомотива, а потом слететь с него на шпалы и скакать по ним с немыслимой скоростью впереди поезда - это, брат, трюк небывалый! За одно это тебя в звездный рейс можно взять. И как бы ты снова не проиграл на выборах. Видно, там другие трюки требуются. Так чего же ты снова в эту свалку лезешь?
– Чтобы победить! Национальный и всепланетный герой уже не тот противник республиканцам, как прежде. Популярность звездонавта должна помочь Союзу обездоленных получить своего сенатора в Капитолии. И мой Долг добиться этого.
– Эге! Так вот какому Долгу клятва давалась!
– Клятва давалась Жизнью, которая принадлежит не Генри Гри и не Генриэтте Грин, а миллионам обездоленных американцев! Ради них были пройдены все математические тесты и физические испытания, ради них можно погибнуть, командир, но не предать их, не изменить Делу их защиты. Вот и суди теперь сам, кого выбрать для исполнения Долга: трех, терпящих бедствие в космосе, или трех миллионов, погибающих на американской земле?
– Да, задаешь ты мне задачу! Так что? Выходит дело, ты лететь с нами не хочешь?
– Еще как хочу, но есть особая тайна, Бережной. Узнать ее - это понимать, чего стоит отказаться от полета с тобой и с Никитой.
– А Никита при чем? Он незаменимый штурман. У него таких вопросов возникнуть не может.
– Нет, командир, я не о том...
Послышались всплески весел. Мальчики возвращались, гребя теперь против течения.
– А они правильно сказали про влюбленных, Бережной.