Допрос безутешной вдовы

Каминаси Кунио

Мы поднялись на двенадцатый этаж и постучали во вторую от лифтового холла дверь. Через секунду светящийся дверной глазок потух, и после довольно долгого изучения нас с Мураками Владимир Николаевич Селиванов поинтересовался из-за двери на дурном английском:

– Вы кто?

– Владимир Николаевич! – громко сказал я по-русски. – Мы из полиции Хоккайдо…

– Полиции?… – донеслось из-за двери недовольное бурчание. – Почему из полиции?…

– Вы не могли бы нам открыть? – продолжил я. – Нам надо задать вам несколько вопросов.

Замок негромко щелкнул,

дверь отворилась, и мы увидели на пороге того самого Владимира Николаевича. Вид он имел смешной, если не сказать – жалкий. Костюма его на нем не было, зато имелась на его рыхлом и невразумительном теле бело-синяя юката – традиционный гостиничный «гарнитурчик» из легкой, халатного типа куртки-рубахи и таких же шорт, выполненных в поэтике классических японских рёканов – доисторических гостиниц, существующих, впрочем, и по сей день, где гости спят вповалку на соломенных татами в комнатах на десять – двадцать человек. Эти юкаты выкладывают для посетителей вместо халатов и во многих гостиницах европейского типа. Там, где подешевле, кладут юкаты-халаты, а там, где подороже, – такие вот мало кому идущие «юкатные пары».

– Ну заходите, раз вы из полиции, – недовольным тоном проговорил Владимир Николаевич, распахивая перед нами дверь пошире.

– Мы ненадолго, – виновато сказала Мураками. – Только несколько вопросов.

– Удостоверения покажите, – попросил Селиванов.

– Вы что, японский знаете? – хмыкнул я, сунув ему под картофелеобразный нос с торчащими из ноздрей пучками седых волос свое удостоверение.

– Не знаю, – промычал Владимир Николаевич, разглядывая мою фотографию. – Но полицейскую бумагу от прав отличить как-нибудь смогу. А ваше где?

– Пожалуйста! – Циничная Аюми раскрыла перед ним свой бумажник, где под прозрачной пластиковой пленкой содержались ее водительские права.

– Это как раз права! – возмутился Селиванов. – Что вы мне тут показываете?!

– Извините! – с готовностью пошла на попятный Мураками и показала ему свое удостоверение – на этот раз, по мнению недоверчивого Владимира Николаевича, аутентичное.

– Садитесь, раз пришли. – Селиванов указал на кресла по обе стороны журнального столика.

На прикроватной тумбочке стояла белая кастрюлька, в которой журчал кипяток, вырабатываемый опущенным туда карманным кипятильником. Рядышком стоял пластиковый стакан с быстрозавариваемой лапшой, как я успел заметить, южнокорейского производства, из чего оставалось сделать вывод, что перед нами типичный советский командировочный, приехавший и со своим самоваром-кипятильником, и со своей лапшой, поскольку на нашем внутреннем рынке всех этих макаронных изделий быстрого приготовления, то есть моментального заваривания, царствует монополия отечественных производителей.

– Ужинать собрались? – Я указал на кипящую воду.

– Да вот… Пора, – закряхтел Владимир Николаевич и принялся с шумом и треском отдирать со стакана с лапшой верхнюю крышку. – Время, как говорится, спать, а мы…

– Вас наш визит не удивил, Селиванов-сан? – поинтересовалась Мураками.

– Признаться, не очень, – опять буркнул-крякнул

Владимир Николаевич, победивший наконец крышку и теперь переливающий кипяток из кастрюльки в стакан.

– Правда? Почему? – продолжила допрос Аюми.

– Да меня предупреждали, что в Японии к русским такое отношение. Говорят, вы и отпечатки пальцев у нас можете требовать, и вообще недоверие к нам выказываете…

– Ну отпечатки пальцев – это если иностранный гражданин, не только русский, кстати, преступление совершает, – разъяснила ему Мураками.

– Как же, преступление! Вон Заречный два года у вас в университете Аомори работал, так говорит, что, как только он приехал, с него сразу отпечатки пальцев сняли…

– Это, наверное, давно было, – смутилась Мураками. – Сейчас уже с иностранцев этого не требуют…

– А кто это – Заречный? – спросил я.

– Да это из нашей делегации филолог… – пробурчал Селиванов и заботливо накрыл заваренную лапшу гостиничным блюдцем. – Москвич он…

– Олег Валерьевич, что ли? – продолжил я.

– Да, Олег… – согласился Селиванов.

– Понятно. Владимир Николаевич, мы пришли спросить у вас о том, с кем час назад вы встречались в холле «Гранд-отеля»? – Я решил поскорее закончить лирическое вступление.

– Час назад? – Селиванов остекленевшими в момент глазами посмотрел на часы над телевизором.

– Да, почти час назад.

– Как время быстро летит… – Селиванов оказывался не таким уж и никчемным мужичишкой, если вот так умело с ходу начал тянуть время, чтобы собраться с мыслями.

– Итак, Владимир Николаевич?…

– Это что, официальный допрос? – Стекло в его глазах подернулось тоской и сомнением.

– Нет, это не допрос, – опроверг я его подозрения.

– Значит, я могу вам не отвечать?

– Можете, но в данном случае мы просто проверяем вас на честность, а не требуем конкретного ответа.

– Как это? – не понял моей профессиональной эскапады Селиванов. – Не требуете, но спрашиваете?

– Точно так! – подтвердил я.

– Зачем же спрашиваете тогда?

– Я же сказал, вас на честность проверяем.

– На вшивость, значит?…

– Называйте это как хотите. Мы в какой-то степени действительно функции санитарно-эпидемиологической станции выполняем.

– Хорошо, пусть будет по-вашему – «на честность». – Владимир Николаевич с усилившейся тоской посмотрел на прикрытый блюдцем стакан с живительной лапшой. – Не надо мне тут никакой гигиены и санитарии!…

– Итак?

– А вы мне поверите, если я вам скажу, что не знаю, с кем я там встречался?

– Не думаю… – Я выразил наше с Аюми общее сомнение. – Вы бы на нашем месте вам поверили?

– Наверное, нет…

– Правильно. Итак, Владимир Николаевич, повторяю вопрос: с кем вы только что встречались в «Гранд-отеле»?

– Я не знаю, как ее зовут…

– Что значит – «не знаете, как ее зовут»? – возмутилась обиженная за весь женский род Мураками.

– Скажите, вы знаете, что такое быть русским филологом за границей? – Селиванов окинул нас с Аюми тяжелым мутным взглядом.