Допрос безутешной вдовы
Шрифт:
– «Голубое сало»… – опять вслух перечитал название объекта селивановского исследования Нисио и серьезными глазами взглянул на автора несомненно умного и, увы, последнего в своей не такой уж и короткой жизни доклада: он лежал на спине, лицом в потолок, в той же символической крестообразной позе, широко раскинув руки, и из-под распахнувшейся наполовину голубенькой юкаты противно горбилось абсолютно белое, никогда в жизни не знавшее тренажеров тугое филологическое брюшко.
– Что у вас, Кодама-сан? – обратился я к нашему медэксперту, который закончил изучать состояние распахнутого в безмолвном тигрином рыке селивановского рта и теперь на стеклянной
– Причина смерти – предварительная, разумеется, но с большой долей вероятности – остановка сердца вследствие наложившихся друг на друга электрошока и последовавшего за ним шока болевого, – пресно и монотонно отчитался перед нами Кодама. – Судя по поверхностному осмотру, он был сердечник, а им обычно немного надо. Не удивлюсь, если вскрытие покажет у него прежние инфаркты.
– А удушение? – поднял бровь Нисио.
– Пока могу сказать, что сердце у него остановилось раньше, чем он бы мог задохнуться, теоретически, разумеется. Точные данные дам вам после вскрытия, но на шее никаких следов я не вижу.
– Болевой шок, по-вашему, был от чего? – продолжил Нисио. – Удар или ток?
– Думаю, ни то, ни другое, – покрутил головой Кодама.
– А третье? – удивился Нисио.
– Да, третье, – кивнул медик. – Полагаю, болевой шок был от ожога: вся ротовая полость и верхняя часть глотки практически сожжены… Эта штука, которая у него во рту была, видимо, мощная.
– Сопротивление он не оказывал? – Нисио скептически оглядел убитого. – Нечем, как я вижу, было его оказывать…
– Да, следов борьбы на поверхности нет, – согласился Кодама. – Но все-таки давайте дождемся результатов вскрытия – могут быть внутренние травмы… Надо кости проверить. Особенно грудную клетку в области сердца. Инфарктника бывает достаточно посильнее в левую часть груди ткнуть – и все! Так что всякое может быть.
– Конечно-конечно… – Нисио дал отмашку вынести труп.
Мы с Мураками сдали криминалистам отпечатки пальцев, чтобы избавить их от лишней работы, поскольку во время первого визита к Селиванову как-то не очень думали, что у него в номере эти отпечатки будут снимать лучшие эксперты полиции Хоккайдо, неизменно выезжающие на убийства иностранцев. Только после этого я попросил у Нисио разрешения осмотреть еще раз документы покойного, а главное – его бумажник и карманы пиджака и брюк. Осмотр слабо ожидаемого результата не дал, и мне пришлось изображать на лице глубокую озабоченность.
– А чего ты искал, Минамото-кун? – поинтересовался Нисио, поддавшийся на мою актерскую уловку.
– Да сто тысяч иен эти… О которых он нам с Мураками-сан рассказал. Получается, что он их не получил.
– Или тот, кто его просил встретиться с Ириной, пришел следом за нами, – очнулась в кресле Аюми, – якобы для того, чтобы расплатиться за услугу, и вместо этого…
– Это только в том случае, если Селиванов-сан нам не соврал, – заметил я. – Если действительно был такой человек. Ведь раз он сегодня прилетел из Ниигаты, вчера, скажем, он там мог спокойно встретиться с Ириной и здесь, в Саппоро, просто продолжить свои встречи с ней.
– Вы думаете, он нам с вами сказал неправду? – В голосе и глазах Мураками проступила некоторая жалость – непонятно, правда, к кому: к покойному, час назад уверенно водившему нас с ней за наши любопытные носы, или к нам с ней, по наивности и доброте поддавшимся на селивановские бредни о заказчике встречи.
– Мы здесь все закончили, господин
– Процедуру знаете, капитан, – покачал головой Нисио. – Раз мертвец – иностранец, то дело наше, точнее – мое и вон, Минамото-сана. Так что езжайте к себе, быстренько оформляйте передачу дела, и я жду от вас все оригиналы этих вот бумаг, – Нисио указал на пачку только что заполненных подчиненными этого капитана протоколов и форм, – а также фотографии ровно через час в главном управлении. Чтобы к оперативному совещанию успели! Вопросы есть?
– Никак нет, – негромко щелкнул каблуками капитан, махнул рукой своим ребятам, и номер в мгновение ока опустел. С нами остались только Ямада и Ямагути из нашего управления, прибывшие вместе с Нисио, и полковник послал их к администратору оформлять на трое суток положенный по закону карантин в комнате, где совершено преступление. Мы решили дождаться их возвращения, чтобы вместе ехать в управление.
– Вот, капитан, влипли вы тут у нас в историю, – обратился к Мураками присевший на подоконный кондиционер Нисио. – Только приехали – и на тебе!
– Да я, господин полковник, это как будто чувствовала. – Она наконец осмелилась вылезти из кресла и подошла к постели, с которой минуту назад два младших медэксперта на носилках вынесли упакованное в черный пластиковый мешок тело Селиванова.
– Что чувствовали? – спросил Нисио.
– Ну я вот и Минамото-сану сказала. – Она вопросительно посмотрела в моем направлении. – От этой женщины исходит что-то страшное, я так чувствую…
– От Ирины Катаямы? – уточнил Нисио.
– Да, от нее. – Она утвердительно тряхнула шапкой своих окончательно потерявших за последние полчаса всякую оформленность волос. – Я это чувствую…
– Что чувствуете? – не унимался Нисио.
– Сначала этот мешок в море, потом – мужа нигде нет. А теперь и Владимир Николаевич…
– С первыми двумя понятно, а вот прилепить к ней Селиванова будет проблематично, – кашлянул Нисио. – «Наружка» отчиталась только что по телефону: из гостиницы она не отлучалась.
– Машину проверяли? – спросил я.
– Это мне пока неизвестно, – ответил Нисио. – Через час оперативка, там все уточним…
Тут за дверью послышался многоголосый смех, который вряд ли могли издавать отправившиеся на переговоры с местными властями Ямагути с Ямадой, а следом за смехом раздался и громкий стук в дверь. Мы переглянулись, и пока в нашем интеллектуальном треугольнике вызревала мысль относительно последующих действий, из-за двери донесся зычный женский голос, закричавший по-русски:
– Эй, Вовчик, открой! Мы тебе покушать принесли! Открой, Вовчик! Слышишь?
– Ну вот, на ловца и зверь… – брякнул я, вспомнив счастливую русскую троицу, с которой мы столкнулись при входе в отель, и распахнул перед веселыми гостями дверь.
Они мало изменились за то время, что мы не виделись, – пожалуй, покраснели немного, что объяснялось не столько коридорной духотой, сколько исходящим от них легким духом саке: в проеме застыли с оплывающими от неожиданности улыбками две толстушки-хохотушки, а за ними возвышался пока еще довольный собой и жизнью Олег Валерьевич, обладатель зычной фамилии Заречный, как нам успел сообщить ныне покойный специалист по Сорокину. В руках обе дамы держали по одинаковому беленькому целлофановому пакетику с лиловой надписью латинскими буквами «Унаги-Дом», в которых, очевидно, и было принесено скромному Вовчику «покушать».