Допустимая погрешность
Шрифт:
– Минеральную воду без газа, – попросил Дронго.
– И только? – удивилась она.
– Можно еще апельсиновый сок, – добавил Дронго.
Она подняла правую бровь, но больше ничего не спросила. И посмотрела на Вейдеманиса.
– Вам тоже сок?
– Яблочный, – невозмутимо кивнул Эдгар.
Майя Александровна поднялась с дивана.
– Очевидно, вы не пьете на работе, – улыбнулась она. – Это ваше право, господа. Надеюсь, что вечером вы будете более раскованны.
С этими словами она вышла из гостиной.
– Странно, –
– Иногда крайности сходятся, – задумчиво ответил Дронго. – Хотя, я думаю, ты прав. Мне тоже интересно, какие качества она в нем нашла.
Хозяйка дома вернулась вместе с немолодой женщиной. Та внесла на подносе заказанные напитки. Дронго, взяв два стакана, поставил их на столик.
– Звонил Борис Алексеевич, – сообщила хозяйка дома, называя мужа по имени-отчеству, – он скоро приедет.
– Может, мы пока поговорим с вами? – предложил Дронго.
– Конечно, – согласилась она. – Любопытно, что именно вас интересует, хотя не думаю, что смогу вам чем-то помочь.
– Почему же…
– Я знаю, зачем вы здесь, – пояснила она, – и знаю, почему Борис Алексеевич искал вас, надеясь, что вы ему поможете. Он обычно ничего не скрывает от меня.
– Тогда вы можете подсказать нам, кого можно подозревать. Как вы думаете, каким образом документы могли оказаться у постороннего человека?
– Не знаю. Мне кажется, что произошла какая-то ошибка. – Она нахмурилась. – Дело в том, что в доме никого не было. Мы отпустили нашу прислугу и остались одни. В этот день у нас были моя подруга с мужем, сестра Бориса Алексеевича со своим супругом и секретарь моего мужа. Больше никого. Подозревать кого-то из них мне кажется не совсем правильным. Возможно, документы исчезли не из нашей квартиры. Но в любом случае неприятно, что документы оказались у этого Лисичкина, который опубликовал их со своими комментариями. Не очень честными комментариями…
– Тем не менее ваш супруг настаивает, что документы исчезли именно из его кабинета, – напомнил Дронго.
– Да, – согласилась она. – Но не исключено, что кто-то чужой сумел побывать в его кабинете в наше отсутствие.
– У вас в доме есть охрана, – возразил Дронго, – и чужой, который сумел бы к вам проникнуть, наверняка взял бы нечто более существенное. Я не был в вашем доме, но не сомневаюсь, что в квартире есть вещи более ценные, чем эти документы.
Она промолчала.
– Вы всегда так беседуете? – осведомилась она. – Не могу понять, когда вы шутите, а когда говорите серьезно.
– Я стараюсь говорить серьезно о несерьезных вещах и несерьезно о серьезных, – пошутил Дронго. – Но разве я был не прав?
– Правы, – ответила она, – я об этом долго думала. Но тогда нужно согласиться, что кто-то из наших близких – предатель. А это очень неприятно.
– И тем не менее документы были опубликованы, – напомнил Дронго. – Каким-то образом они попали к журналисту.
– Мы тоже об этом думали, – нахмурилась Майя Александровна. – Мне кажется, что это был рок. Журналист получил документы неправедным путем и сам себя наказал. Я человек неверующий, но иногда можно поверить в некий рок, который так страшно наказывает. Журналист погиб, и я думаю, что мы теперь никогда не узнаем, кто передал ему документы.
– Всегда можно определить конкретного исполнителя, если известны все подозреваемые, – возразил Дронго. – Это как математическая задача с одним неизвестным.
– С одним? – быстро переспросила она. – Понять человека, которого ты знаешь, бывает очень сложно, а прочувствовать и понять незнакомых людей почти невозможно. В вашей математической задаче может быть любая погрешность. Здесь не одно неизвестное, а по меньшей мере шесть неизвестных. Из семи. Я не считаю, разумеется, самого Бориса Алексеевича, который вряд ли стал бы красть документы из собственного кабинета.
– Вы обсуждали с ним эту проблему?
Она удивленно взглянула на Дронго. Посмотрела на молчавшего Вейдеманиса и несколько неуверенно пробормотала:
– Это было бы не нормально, если бы в семье не говорили о такой пропаже. Конечно, мы обсуждали это с Борисом Алексеевичем. Ему было очень неприятно, что такое случилось в нашем доме. Как и мне. Но мы никого не подозреваем. В тот день с нами были только самые близкие друзья. Самые близкие люди, – подчеркнула она. – И мы не имеем права кого-то подозревать. Мы решили, что Борис Алексеевич забыл, что не приносил документы домой или унес их вместе с другими на работу.
Лицо Эдгара казалось невозмутимым, но Дронго знал, что его друг нервничает, так как заметил, что тот несколько раз моргнул.
– Он тоже так решил? – переспросил Дронго.
– Мне кажется, да. Во всяком случае, мы с ним больше не возвращались к этому вопросу. И я очень удивилась, когда он сказал мне, что собирается обратиться за помощью к вам. Мне казалось, что после смерти журналиста вопрос был закрыт. Я думаю, что внезапная смерть Лисичкина вызвала у него подозрение, и он решил проверить все еще раз. Я с ним согласилась.
– Он мог поговорить с журналистом до его смерти и попытаться выяснить, кто передал документы, – предположил Дронго.
– Ну что вы, – хозяйка дома чуть усмехнулась. – Неужели вы думаете, что Борис Алексеевич способен на такую низость – перекупить у журналиста имя предателя. Недостойно и грязно. Нет, нет. Он не мог об этом даже подумать.
Вейдеманис моргнул еще несколько раз.
– Было бы правильнее попытаться узнать у журналиста, как к нему попали документы, – возразил Дронго. – Наверное, я бы так и поступил.