Допустимый ущерб
Шрифт:
— Алиев. Расул Алиев.
— Он в двести четырнадцатом номере, — сообщил мне портье. — Кто еще, вы сказали, сюда приехал?
— Муж моей сестры. Его фамилия Джамалов.
— Да, конечно. Триста двадцатый номер. Что-нибудь еще?
— Нет. Вы не скажете, с какого часа у вас завтраки?
— С четырех утра. Уже в пять первые паломники идут в мечеть, — сообщил портье. — Но ваши группы выходят позже, в шесть часов.
— Спасибо. Я помню об этом. — Я медленно повернулась, пошла к лифту, потом возвратилась к портье и спросила: —
Кажется, портье начинал понимать, что я переборщила. Столько сестер и мужей в одной группе — это явный перебор.
— Третьей сестры здесь нет? — уточнил он.
— Она не смогла с нами поехать, но поручила нашим мужьям помогать ее супругу, — почти искренне солгала я.
Он наклонился, поискал фамилию, затем удивленно поднял голову и сообщил:
— У нас четверо Хасановых.
— Его зовут Эльмурза, — пояснила я.
Портье опять полез в списки и наконец-то нашел, в каком номере остановился Эльмурза. Он жил совсем на другом этаже.
Ладно, хотя бы так. Хорошо, что они не вместе с Джамаловым. Иначе мне пришлось бы дежурить у их дверей, пытаясь услышать, о чем они могут говорить.
С другой стороны, это плохо. Если они связаны, то, как умные люди, не должны были оставаться вместе, чтобы не вызывать ненужных подозрений. Вот и думай, что тут лучше или хуже.
Я повернулась и едва не столкнулась с хаджи Рахманом, который тоже подходил к стойке портье. У него благородное лицо, внимательный, умный взгляд. Смотришь на такого человека и начинаешь верить, что еще есть истинно верующие люди, для которых существуют понятия «грех» и «совесть». Сейчас ведь почти никто не вспоминает о подобных вещах. Кому сегодня нужна совесть, кого волнуют грехи, свои и чужие?
— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась я с ним.
— Ассалам алейкум, — ответил он, улыбаясь.
У него в руках красивые четки из белых камней. Он подошел к портье.
Я шагала к лифту и услышала его негромкий вопрос:
— В каком номере остановился Эльмурза Хасанов?
Портье явно смутился.
Почему этот проклятый лифт спускается так медленно? Я стояла к ним спиной, и у меня возникло такое ощущение, что мужчина, устроившийся за стойкой, сейчас проткнет своим взглядом мою спину.
— Извините, почему вы о нем спрашиваете? — осведомился портье. — Он и ваш родственник?
По-английски хаджи Рахман говорил плохо, но, похоже, все понимал.
— Нет, — сказал он. — Не родственник. Я руководитель группы, и мне нужно точно знать, в каких номерах проживают мои люди.
— Мы послали списки каждому руководителю группы, — недоумевал портье. — Но почему вас всех интересует именно господин Хасанов?
Наконец кабина лифта остановилась и дверцы открылись.
— Его кто-то еще спрашивал? — удивился хаджи Рахман.
— Вот эта молодая дама. Господин Эльмурза Хасанов —
Я успела вбежать в кабину и нажать кнопку. Хаджи Рахман обернулся как раз в тот момент, когда створки сомкнулись.
Я поднималась на свой этаж и думала, что очень даже вовремя успела забежать в кабинку лифта. Иначе мне пришлось бы объясняться с хаджи, а я совсем не хотела этого делать. Он наверняка поинтересуется, почему меня так волнуют паломники из его группы. Нет, я больше не буду ничего выяснять. Завтра у нас сперва посещение мечети, потом обход вокруг Каабы и весь следующий ритуал, который я обязана совершить.
Но сначала я все-таки поднимусь на третий этаж. Хотя Кафаров меня предупредил, но я считаю, что нужно проверить все до конца.
Я поднялась на третий этаж, подошла к триста двадцатому номеру и прислушалась. Оттуда доносился мужской хохот. Видимо, их там четверо. Все дружно смеются.
Ну почему я женщина?! Как я могу за ними наблюдать, если не имею возможности познакомиться или войти в их комнату? Все это совершенно неправильно. Почему Кафаров решил, что будет лучше, если в такую поездку поедет женщина? У меня на эту тему сложилось совершенно другое мнение.
Я так думала, еще не зная, что произойдет уже через полчаса. Тогда я наконец-то пойму, от какой опасности меня пытался уберечь Микаил Алиевич, и вообще догадаюсь, почему в паломничество послали именно женщину.
Я повернулась, прошла к своему номеру и открыла дверь карточкой-ключом. Тамара-ханум сидела на кровати и пыталась высушить волосы маленьким феном, который был у нас в ванной. Он работал не очень хорошо. Я потратила десять минут, пытаясь сделать то же самое. Хорошо еще, что у меня не особенно длинные волосы.
— Ты где была? — спросила моя соседка.
— Спускалась узнать, когда у нас завтрак. Говорят, что мы выходим из отеля в шесть утра.
— Могла бы спросить у меня, — заявила Тамара-ханум, и в этот момент зазвонил наш внутренний телефон.
Я взяла трубку и услышала голос Расула.
— Вы уже спите? — спросил он.
— Нет, — ответила я. — Пока не спим.
— Хочешь, пройдем наверх? — предложил брат. — Ребята там были. Говорят, что очень красивое зрелище. Ресторан на веранде. Пойдешь?
— Сейчас приду. — Я положила трубку и сообщила своей спутнице, что вместе с братом поднимусь на верхнюю веранду.
Она согласно кивнула, все еще пытаясь высушить волосы.
Я поправила платок, вышла из номера и двинулась к лифту. Почему они так медленно ходят? Какие-то устаревшие модели!
Я поднялась на последний этаж и только теперь поняла, что здесь очень современные и удобные лифты. Их сразу четыре. Но когда я ждала вызова внизу, они были переполнены. Приехала очередная группа. Паломники поднимались в свои номера, поэтому кабины лифтов останавливались практически на каждом этаже.