Допустимый ущерб
Шрифт:
Все вместе мы направились в долину Арафат. Зрелище неописуемое. Вокруг меня просто миллионы людей. Учитывая жаркую погоду, разрешалось брать с собой легкие зонтики. У некоторых мужчин на головах красовались большие широкополые шляпы, иногда даже ковбойские, но обязательно светлые и с дырочками.
Я видела даже японских мусульман, жителей Средней Азии в своих тюбетейках, африканцев в головных уборах из пальмовых листьев. Это потрясает! Люди стольких рас и национальностей идут в одном порыве к своему Богу!..
Все-таки великие мировые религии не делают
Если Христос считал свою паству единой и подчеркивал в своих проповедях, что нет различия между людьми разных национальностей, то кто дал право выпячивать одну нацию перед другой? Моисей признавал каждого человека, исповедующего его веру. Израиль до сих пор принимает иудеев со всего мира, любого цвета кожи и разреза глаз. Сам Мухаммед много раз подчеркивал, что все мусульмане равны, независимо от их племени и места рождения. Почему же националисты делят людей на «своих» и «чужих»? А многие из них считают себя еще и верующими.
Истинно верующий человек априори не может быть националистом. Ведь это значит сознательно выступить против установлений своего Бога, запрещающего подобные разграничения. Если вы верующий человек, то для вас все единоверцы должны быть одинаково любимы, иначе в чем смысл мировых религий?
До долины Арафат неблизко, около двадцати километров. Мы шли очень долго, медленно, учитывая количество паломников, и только к полудню наконец-то оказались у горы Арафат.
Начался самый главный обряд хаджа. В течение нескольких часов мы молились и объявляли о своей готовности служить Господу нашему.
Завтра начнется Курбан-байрам. Сначала мы побьем камнями символического шайтана. Затем все паломники отправятся выбирать жертвенных баранов и верблюдов, заготовленных заранее.
Чем дольше я стояла у горы, тем больше проникалась верой. Это сложно объяснить, невозможно понять, немыслимо представить. Но когда вокруг миллионы людей в едином порыве поют: «Вот стою я перед Тобой и готов служить Тебе, Господи», ты невольно чувствуешь невероятный эмоциональный подъем, воспринимаешь энергию людей, собравшихся вокруг тебя.
Хор голосов нарастает. Кажется, вокруг тебя уже нет ничего, кроме этой многомиллионной молитвы, которую произносят собравшиеся. Люди словно выдыхают из себя все мерзости прошлой жизни, обретают надежду на благие перемены в своей судьбе.
Я знаю многих людей, жителей Баку, которые после совершения хаджа кардинально менялись. Они даже категорически отказывались от алкоголя, хотя до совершения паломничества позволяли себе подобные слабости.
Вечером, очень уставшие и счастливые, мы брели обратно. В ушах все еще стоял грохот миллионов голосов. Мы растерянно и блаженно улыбались друг другу. В карманах и в руках у нас по семь небольших камней, которые мы подобрали в долине Арафат, чтобы завтра выполнить последний ритуал в честь праздника жертвоприношения.
В гостинице я без сил упала
Тамара-ханум смотрела на меня с улыбкой. Она, конечно же, знала, что завтра мы снова поднимемся, почувствуем новый прилив сил и отправимся совершать последние ритуальные действия. Потом состоится обряд жертвоприношения, раздача мяса людям, нуждающимся в нем.
Я лежала в кровати и пыталась заснуть, но тут вдруг зазвонил мой телефон. Я удивленно посмотрела на него. Ведь перед отъездом я сменила номер. Новый знают только у меня дома. Этот абонент мне незнаком.
Я ответила и услышала голос Микаила Алиевича:
— Артист не виноват. Его подставили. В группе должен быть кто-то другой. Поэтому никаких импровизаций, никакой вольницы. Ты свое дело уже сделала. Все поняла?
— Да.
— До свидания. — Полковник отключился.
Я не понимала, почему он мне позвонил и так быстро все пробормотал. Я и раньше не позволяла себе никаких особых импровизаций или излишней самостоятельности. В нашем деле важно точно выполнять все указания руководства, иначе легко можно провалить любую операцию.
Но он сказал, что в группе должен быть кто-то другой. Интересно, кто это? И в какой именно группе? В нашей или дагестанской?
Я закрыла глаза, попыталась сосредоточиться и услышала голос Тамары-ханум:
— Кто это был?
— Мама, — машинально ответила я и открыла глаза. — Она сообщила, что у них все в порядке. Спрашивала, как у нас дела.
Тамара-ханум молчала. По-моему, она понимала, что я ее обманываю.
Но кто этот другой? Почему Джамалов не виноват? Ведь мне поручали следить именно за ним. Я ничего не понимала, но точно знала, что полковник не будет звонить по пустякам. Возможно, ему не сообщили, что в дагестанской группе есть такой человек, как хаджи Рахман, которому можно безусловно верить.
Я поднялась с кровати, продолжая размышлять.
«А если я ошибаюсь? Вдруг примерный мусульманин хаджи Рахман и является тем самым другим? Ведь узнал, что я спрашивала у портье про убитого Хасанова и арестованного Джамалова, но не сообщил об этом в полицию.
Это благородство или коварный расчет, чтобы выдать меня в нужный момент? Не знаю. Не могу понять. Мне не с кем посоветоваться. Нужно принимать решение.
Из всего того, что мне сейчас говорил полковник, я услышала только слова про другого. Но кто это?
Мне даже немного обидно. Я ведь не глупая девочка. На моем счету несколько успешных операций. Звание майора я получила досрочно.
Если хаджи Рахман и есть этот другой, то я просто пропала. Он меня устранит сам либо сдаст в полицию. Во втором случае меня долго будут отсюда вытаскивать, если вообще сумеют это сделать.
Властям Саудовской Аравии достаточно узнать, что я не самый обыкновенный паломник, и они наверняка дадут мне пожизненное заключение без права пересмотра этого приговора. Но я обязана рискнуть. У меня просто нет другого выхода. Даже вопреки мнению моего руководства.