Дорога через горы

Покальчук Юрий Владимирович

Во мне существует какой-то страх перед грядущим, нет, не перед ним, а перед тем, что оно окажется не таким, каким я его себе представляю с детства. Хочется избавиться от этой неуверенности навсегда, хочется почувствовать какую-то твердую опору. И не на что пока опереться, не на кого.

Правда, я уже давно понял, что сильный человек должен не искать поддержки, а сам становиться опорой для других. Никогда в жизни я не позволял себе ныть, а сколько людей на протяжении моей, не такой уж долгой, жизни исповедовались передо мной, прибегали к моим советам, искали моего сочувствия. Но впоследствии я осознавал,

что им нужно само сочувствие, а не я, жалость, совет, а не человек, к которому они обращаются.

...Главное, на протяжении этого года уточнить: правильный ли курс я взял, будет ли и дальше меня интересовать радиотехника, или речь идет о рецидиве былых занятий в детдомовском радиокружке. Это было бы очень скверно. Но лучше выяснить раньше. Ведь совсем взрослый человек. Даже страшно иногда — столько прожито. И что я видел?

Вот сегодняшний разговор об Испании. Я не знаю, поехал ли бы сам Роберто, с дядей которого, испанским бойцом, как выяснилось, я знакомился. А я наверняка поехал бы первый. Я понимаю, что это значит — быть и биться одному. Я понимаю, что это такое — жажда равенства и одинаково хорошей жизни для всех! Я понимаю, как тем людям была необходима свобода! Я поехал бы! А вот для Роберто, который привык к хорошим жизненным условиям, с папой и мамой под боком, решиться было бы, наверное, куда труднее. Труднее, чем мне. Хотя и он все же поехал бы. Есть в нем, при всех отрицательных чертах, что-то глубоко симпатичное, что-то в нем сразу привлекает людей. И меня, в конце концов, тоже. Хотя я не очень люблю сближаться с человеком, пока не смогу убедиться, что он хочет того же.

А как бы все выглядело, если б мы оказались в Испании, и завтра не съемки, а бой, и людей убивают? Все бы, наверное, стали видны как на ладони. Виталий неглупый парень, здорово он этот вопрос поставил сегодня: кто бы поехал?

Но у нас ведь другая жизнь, другие проблемы. Которые, кстати, тоже надо решать. Наверное, не одной Испанией или чем-то столь же высоким все измеряется. Обычная жизнь, обычные поступки. Или это — тоже Испания, тоже ежедневная проверка — кто ты, какая тебе цена?

Вот об этом бы вспоминать нам почаще!

А Зоряна стала как будто старше за эти несколько месяцев, хотя три года разницы между нами все еще ощущаются. Кое-что она просто не в силах понять, не в состоянии почувствовать. На все нужно время. Как мне хочется, чтобы она не разочаровалась, увидев меня без единого прикрытия. Хочется, чтобы любили не только тогда, когда видят, какой ты красивый и ловкий, а чтоб знали все твои недостатки, изъяны, — и любили не меньше.

Понимаю ли я ее? Я стараюсь. Изо всех сил стараюсь. Хотя понять женщину трудно, я понял это давно. А Зорька такая чистая и непосредственная. Я ее такой и воспринял сразу, с первого вечера. Славная и искренняя девчонка. Хотя и с характером. Но такая славная. Пока что все идет хорошо. А может, я незаметно для себя и правда в нее влюбляюсь?

XI

Понимаешь, Виталий, это трудно объяснить, высказать, но иногда мне становится не по себе. Меня будто несет куда-то волна, а я ничего не могу поделать.

А хуже всего, что не могу даже определить, где поступаю не так, где следовало бы остановиться. Но я не останавливаюсь. И будто бы ничего. А потом,

когда лежу дома на диване и смотрю в потолок, ну, словом, задумываюсь над собой, мне становится не по себе, потому что вижу, что живу неправильно. Как быть? Как надо жить?

Знаешь, я ни с кем еще не был так откровенен, как с тобой. Даже странно. Ты гораздо старше, случайное знакомство. У тебя есть уже определенное место в обществе, многого уже достиг, у тебя интересная работа, которую ты любишь. Кроме того, ты спортсмен и языки знаешь, все у тебя хорошо. Мне с тобой интересно. Да и многим также. Ты всегда в центре.

Но ко мне ты внимательнее, чем к другим... И все эти разговоры... ну, я не знаю, нас как-то сблизили. Я испытываю доверие к тебе, как ни к кому другому. И хочу все тебе рассказать. Я оказался в ужасной ситуации. Что-то должно произойти. И я не знаю, как мне быть.

Ты вот несколько раз подчеркивал, что главное — научиться думать. Эти слова что-то задели во мне, я над ними размышлял уже не раз. И сейчас я упорно думаю.

И не могу найти выход из положения. Но послушай.

Начну с того времени, когда я учился в десятом классе. Ох, нет, начинать, наверное, следует еще раньше. Я тебе уже говорил, что когда перешел в десятый класс, родители вдруг решили послать меня в Киев, чтобы я жил у дяди Миколы, там заканчивал десятый класс и, понятно, дальше поступал в университет.

Что получилось из моих поступлений, ты знаешь. Но то, что я говорил тебе до сих пор, лишь внешняя сторона моей жизни, только поверхность. А по сути все совсем не так.

Я очень любил своего дядю Миколу. Это младший брат моей матери, он старше меня лет на восемнадцать, но мы с ним еще с самого моего детства очень дружили, если можно так, конечно, сказать. Когда он приезжал к нам, то для меня это всегда был большой праздник. Потому что мы с ним ходили вместе, он разговаривал со мной как со взрослым, я сызмала говорил ему просто «ты» и «Микола», а не «дядя Микола». Родители, ясное дело, посылая меня в Киев, имели в виду мою учебу и поступление в вуз, но не только это.

Надо сказать, Микола — человек своеобразный. Прекрасный специалист, спортсмен, кстати, мастер спорта по плаванию. Кандидат наук, завотделом в своем институте. Но, кроме всего прочего, честен и прям до абсурда. Бесспорно добряк, наивен и честен. Вот ты улыбаешься сейчас, а из-за этой его прямоты сколько он себе бед нажил — и на работе, и с женой.

В последние годы очень трудно жилось Миколе с Лидой. Постоянные скандалы, одним словом, с каждым разом он приезжал к нам все более опечаленным и возбужденным, и всегда со мной в лес за грибами или еще куда-то, а разговоров, особенно со старшими, о своих делах избегал совсем.

Семья у нас огромная. Дядя Андрий Школа — председатель колхоза, тот, что в Испании был, у него трое детей старше меня, сейчас уже все учатся; моя мать — его сестра, и мой отец Франциско Кинтана, в селе его зовут Павло Петрович, потому что по-испански сокращенно от Франциско называли его Пако. Так к нему дядя Андрий всегда и обращался, и мама, ну а в селе переиначили с Пако на Павла. Я у них самый младший, а мой старший брат Андрий уже женился, и ребенок у него, второй — Петр, в МГУ учится, сестра Мария — в медицинском. Видишь, сколько народу.