Дорога через ночь
Шрифт:
– В Ляроше и Марше только и говорят сейчас, - с довольным смешком сообщил он, - как немецких полицейских в горах долбанули. До сих пор в этих местах только один или два полицейских исчезли. А тут сразу, говорят, целая дюжина полицейских отправилась в горы и не вернулась. Были те полицейские, как идет молва, вооружены до зубов: автоматы, пулеметы и все такое. И их все-таки долбанули...
Мы переглянулись с Георгием. Легенда покатилась, как снежный ком, постепенно вырастая. Из восьми полицейских сделали дюжину, потом превратят
Жозеф настолько верил, что это сделали мы, что в нашем подтверждении нужды уже не было. Вдруг, понизив голос, он сказал:
– Вас обоих в Марш вызывают.
– Кто? Зачем?
– А я знаю?
– ответил он вопросом на вопрос.
– Шарль сказал мне: "Иди-ка быстренько к "братьям-кирпичникам" и приведи сюда того высокого и его товарища, которых последними туда отвел. С ними хотят говорить".
– Кто хочет говорить?
– А я знаю?
Парень и сам понимал, что такой ответ не мог удовлетворить нас, поэтому решил пояснить:
– Я спрашивал у Шарля. Он меня так отчитал, будто по щекам отхлестал. "Не суй, - говорит, - свой веснушчатый нос, куда не надо. Слишком, говорит, - ты любопытный, а для связного это большой недостаток. Любопытство, - говорит, - это женская слабость, а ты до сих пор мужчиной значишься".
Жозеф посидел еще немного, потом вскочил на ноги.
– Завтра на рассвете тронемся, - проговорил он, зевая.
– Всю ночь шел, и сейчас в голове что-то непонятное вертится. Нужно поспать немного...
Бельгиец потряс головой, словно надеялся избавиться таким путем от того, что "вертелось" в голове. Это, кажется, помогло ему вспомнить кое-что важное, и он наклонился к нам.
– Шарль сказал, чтоб вы свои личные вещички, если они завелись, с собой захватили.
– Можем задержаться там? Или даже совсем не вернуться?
– А я знаю? После того как Шарль отругал меня, я расспрашивать не осмелился.
– Нам нужно знать, вернемся сюда или нет, - строго заметил Устругов.
– С ребятами проститься надо, если не вернемся.
Жозеф посмотрел на него усталыми глазами и прищурился насмешливо и осуждающе.
– А зачем вам прощаться? Может быть, захотите похвастать еще, что вызывают в Марш, кто вызывает и где будете прятаться там. Валяйте рассказывайте всем и все...
Тон Жозефа был откровенно издевательским: на нас срывал обиду, которую нанес ему за любопытство Шарль. Георгий стиснул губы, готовый выпалить резкость, но вовремя сообразил, что парень прав, и только усмехнулся.
– Ладно уж, ладно. Никому не скажем о нашем уходе. Если задержимся, сам объяснишь.
И, сменив гнев на милость, Жозеф тоже улыбнулся и еще раз пожал нам на прощание руки.
– Завтра на рассвете... Поднимайтесь тихонечко и к сараю...
На другое утро мы встретили его выбритого и свежего за сараем. Едва обменявшись приветствиями, двинулись в лес и долго шли только ему ведомыми тропками и дорожками. То лезли вверх, не видя горы, закрытой лесом, то скользили вниз, цепляясь за кусты и сучья. Пересекали пестрые и пахучие луга, склонялись над светлыми ручейками, жадно хватая пересохшими губами согретую солнцем воду.
Добрались до Марша к вечеру, но в городок не пошли. Выбрав небольшую лужайку, Жозеф повалился на траву, посоветовав и нам вздремнуть.
– Ночью-то, может быть, спать и не удастся.
Однако чем настойчивее пытались мы уснуть, тем бодрее чувствовали себя. Нас, естественно, волновала предстоящая встреча с людьми, которые вызвали нас сюда. Кто они? Что хотят от нас? Может, эти люди недовольны тем, что "братья-кирпичники" "долбанули", как говорит Жозеф, немецких полицейских? Но тут не могли еще знать, кто сделал это. Может, хотели поручить нам что-то? Но что?
Озадаченные и обеспокоенные, мы лежали и смотрели вверх. Предвечернее небо становилось синее и глубже. На этом фоне верхушки деревьев, освещенные уходящим солнцем, выступали необыкновенно ярко, как зеленые свечи.
Лишь после того как стемнело, добрались мы до скалы, нависавшей над гостиницей. Город, лежавший внизу, был темен и тих. Во дворе гостиницы кто-то выплеснул воду, и она громко шлепнулась на каменные плиты. Скрипнула дверь, бросившая квадрат света на блеснувшие камни, и в желтом просвете появилась на секунду и исчезла стройная женская фигура: Мадлен? Или Аннета?
Осторожно нащупывая ногой ступеньки и держась рукой за быстро холодеющую стенку скалы, мы спустились во двор, проскользнули к знакомой двери на чердак и взобрались по лестнице наверх. Нащупали постели и опустились. Нагревшаяся за день крыша еще излучала жар.
– Вот мы опять здесь, - сказал я.
– Опять, - вяло отозвался Георгий и добавил: - Духотища тут какая! У меня сразу все во рту пересохло...
Жозеф скоро покинул нас, сказав, что разузнает внизу, нет ли в гостинице опасных посетителей и можем ли мы спуститься туда и когда. Пропадал он минут тридцать или больше, а вернувшись, сел со мной рядом и виновато вздохнул.
– Ну, что там? Нет ничего опасного?
– Поторопился я с вами, - вместо ответа сказал Жозеф.
– Никого из тех, кто вызывал, нет.
– А кто вызывал?
– А я знаю?
Парень понимал, что это не ответ, поэтому, помолчав немного, добавил:
– Шарль за ними в Льеж поехал.
– И все еще не вернулся?
– Не вернулся. А старый Огюст говорит, что и не должен был сегодня вернуться. Может быть, завтра вернется... А может, послезавтра.
– И мы должны два или три дня жариться на этом чердаке?