Дорога издалека (книга вторая)

Хидыров Мамедназар

Курбаши басмаческой ватаги, которая завязала бой у самого входа в ущелье, оказался неутомимым и находчивым. Эскадрон Гельдыева, подкрепленный конно-пулеметным взводом татарской нацбригады, спешенный, четыре часа, с рассвета и до полудня, вел перестрелку с басмачами на обоих берегах мелководной, но стремительной горной речки. Наконец командир и комиссар подняли бойцов в атаку — но за камнями и в наспех вырытых окопах врага не оказалось. Однако как только эскадрон вошел в ущелье, с гор загремели выстрелы, лавиной посыпались камни. Нобат решил преследовать врага и уничтожить, загнав его далеко в горы. Весь день эскадрон то ввязывался в перестрелку с медленно отходящей бандой, то садился на коней, продвигаясь вверх по ущелью. В сумерках

далеко впереди замелькали редкие огоньки, то был горный кишлак Шахимардан, известный далеко за пределами Ферганской долины тем, что здесь якобы находится чудотворная усыпальница прославленного Али. Этот реально существовавший Али, по одному из прозвищ — Шахимардан, что означает: Повелитель отважных, племянник самого основателя ислама пророка Мухаммеда, женившийся на одной из его дочерей, согласно легендам и свидетельствам летописцев, отличался умом и отвагой, великодушием и благочестием. После Мухаммеда он был одним из халифов — политических и военных предводителей мусульман; еще молодым погиб от руки врага. А затем его обратили в «святого» и в разных местах мусульманского мира стали указывать его якобы усыпальницы, — вопреки здравому смыслу, как будто один человек может быть похоронен многократно. Одна из таких мнимых усыпальниц — в кишлаке Шахимардан, откуда и название этого селенья.

Из Шахимардана взвод красноармейцев, стоявший здесь гарнизоном, ушел и присоединился к группе войск в Вуадиле. Кишлак остался беззащитным.

Басмачи, преследуемые красными конниками, не приняли боя на окраине кишлака. Но когда бойцы втянулись еще глубже в горы, где речка тонкой струей текла среди голого песка и камней, — в узком ущелье их встретил шквал огня. Двигаться дальше, в быстро надвигающейся вечерней тьме, было невозможно. Унося раненых, головной взвод повернул обратно в кишлак, отход прикрывали пулеметчики татарской бригады, меняя позиции посменно. Гельдыев и Иванихин намеревались дать эскадрону лишь ночной отдых в Шахимардане, а наутро снова начать преследование врага. Разместились по дворам, выставив усиленные дозоры на всех подходах к селенью. Но еще до рассвета выстрелы на северной окраине подняли весь эскадрон по тревоге. Враг надвигался со стороны долины, по дороге, что связывает Шахимардан с другими селениями.

Когда комиссар Иванихин со взводом бойцов и пулеметчиками спустились вниз, к заставе на дороге, здесь уже вовсю кипела схватка. Выстрелы гулким эхом раскатывались в горах, огненные вспышки прорезали тьму осенней ночи.

— Подмога! Держись, ребята! — радостно закричали бойцы дозора, когда узнали своих во главе с комиссаром. И в ту же минуту разрывы гранат сотрясли воздух на противоположной окраине кишлака — это внезапно полезли на штурм басмачи того неутомимого курбаши, за которым эскадрон безуспешно гонялся с самого утра. Атакованный с двух сторон красный эскадрон очутился во вражеском кольце.

К рассвету басмачи, подавленные ураганным огнем пулеметов, сбитые с позиций дерзкими вылазками красноармейцев, присмирели, затаились. Однако не уходили, осаду не снимали. Об этом донесли разведчики, которые были разосланы командиром и комиссаром по всем тропам и подходам. Всюду враг.

Серый туман клубился в ущелье, медленно поднимаясь кверху. Рассвет, но солнце не видать. Капли холодной влаги дрожат на голых кустах, на ветвях деревьев, колеблемых пронизывающим осенним ветерком, что едва заметно тянет с севера. Однотонно, глухо шумит река. Выстрел, другой… Эхо лениво раскатывается в сыром воздухе.

Нобат Гельдыев находился на командном пункте, в окопе на самой вершине горы, что господствует над Шахимарданом. В десяти шагах — знаменитая гробница халифа Али, небольшое прямоугольное строение с зеленым куполом и полумесяцем. Командир эскадрона не отрывает глаз от бинокля. Шарит по склонам гор, по окраинам кишлака, где укрепились красноармейские заставы. Кривые улочки безлюдны, приземистые домики среди безлистых садов кажутся вымершими.

Внизу, на базарной площади, возле чайханы и лавчонок — ни души, ни дымка. Жители попрятались еще с вечера, едва разгорелся бой. С надеждой снова и снова вглядывается Нобат на север, на дорогу: должна прийти подмога. Знает ли командование, что они здесь в осаде? Или бои в долине отвлекают внимание, оттягивают силы, и даже разведку невозможно выслать, чтобы отыскать эскадрон, оторвавшийся от своих?

…Больше суток не продержаться — это сделалось ясным командиру и комиссару после короткого совещания. Друзья понимали друг друга с полуслова. И у них уже созрел дерзкий план. Прорваться! Не всем сразу, а половине эскадрона. Значит, сперва, сосредоточив ударную группу на одном участке, прорвав блокаду, уйти в горы, оторваться от преследования. А потом вернуться и ударить врагу в спину. Одновременно с теми, кто останется в Шахимардане…

— Товарищ командир! — кто-то окликнул Нобата.

Он оглянулся. Вместе с вестовым Ишбаем стоял боец-узбек по имени Бегимкул, из пополнения, влитого в эскадрон уже здесь, в Ферганской долине.

— Товарищ командир, разрешите? — боец взял под козырек. Глаза воспаленные после ночи без сна в дозоре, на скуле царапина, рукав гимнастерки в крови…

— Комиссар послал, товарищ командир, — пояснил Ишбай, кивком головы указав на Бегимкула. — Знает местность…

Бегимкул сказал, что здешние места знает с детства. Отец был охотником, а жили они неподалеку отсюда, ближе к выходу из ущелья и, если нужно провести — проведет, хоть ночью, хоть с завязанными глазами…

Нобат подробно расспросил Бегимкула о тропах, ведущих из Шахимардана в горы. Оба, передавая друг другу бинокль, долго изучали склоны гор. На юго-западе, пояснил боец, есть тропа, но которой можно незаметно пробраться и ударить в тыл. Кроме того, он знал и обратную дорогу в долину.

К полудню басмачи, должно быть, отдохнув и подкрепившись, полезли на штурм с юга и запада, стремясь прорваться к садам и домам на околице. Красноармейцы согласно приказу отходили в глубь гор, заманивая врага поближе, потом с шашками стремительно нападали из засад, стреляли редко — берегли боеприпасы.

…И вот сгустились сумерки. Ни огонька, ни звука в осажденном Шахимардане. Присмирел и враг. Видно, надеется взять, на измор проклятых богоотступников-кагтыров… А в это время по улицам кишлака и на околицах, где были заставы, бесшумно передвигались тени. Всем известна боевая задача: осажденным держаться до следующей ночи, когда Гельдыев поведет свою сотню на врага с тыла. Сигнал к бою — две ракеты, красная и зеленая.

— Пора! — Нобат поднес к глазам руку с часами.

Разом ударили все четыре пулемета, их стрекот перекрыли разрывы гранат. Ошарашить противника, сбить с толку!.. Бой уже удаляется в сторону от места, куда скрытно выходят на тропу бойцы группы прорыва; впереди все тихо, лишь стоны раненых басмачей. Колонну возглавляет Нобат, рядом с ним Бегимкул, следом, цепочкой, бойцы с карабинами и «кольтами» в голове и хвосте колонны, замыкающий — Ишбай.

Два-три поворота узкого, глубокого ущелья — и уже не слышно выстрелов, шума битвы в оставленном кишлаке. Бегимкул держится молодцом и ориентируется в темноте прекрасно. Тьма, туман, — а он уверенно идет вперед и ведет за собой остальных, предупреждая о каждом изгибе ущелья, о каждом завале на пути…

Вылазка удалась блестяще. Басмачи не отважились ночью преследовать отряд в горах, — на случай, если бы ринулись вслед, решено было оставить заслон из нескольких бойцов с пулеметом и гранатами. Ударная группа во главе с Гельдыевым углублялась в горы, к месту передышки, откуда следовало начать обходное движение назад к Шахимардану.

Привал устроили у горного ключа на заре. Тонкая струйка холодной, чистой воды едва сочилась по скользким, отполированным камням. Туман рассеялся, над головами бледно-голубое небо, дальние вершины гор золотятся под первыми лучами солнца.