Дорога издалека (книга вторая)
Шрифт:
Разгром был полным. Джигиты Салыра, возвратившись из погони, снимали оружие с убитых и раненых. Мертвых стаскивали к яме, которую уже выкопали за барханом, в стороне от караванной тропы. Раненых поили, промывали раны. Снимали седла и сбрую с коней, недобитых пристреливали. Поручив своему помощнику Одели очистить поле битвы, предать погребению трупы людей и животных, Салыр с главными силами, усадив пленных на крупы коней, отправился в глубь песков, к себе на стан. Он знал: молва о его победе живо разнесется по Лебабу, заставит призадуматься каждого, кто дерзнул бы помериться с ним силами.
…Целую неделю раненый Мамедша-мирахур не вставал
Два дня спустя слуга вернулся вдвоем с Шихи-баем. Оба сообщника решили пригласить в гости старого знакомца Молла-Алтыкула, одного из главарей басмаческого штаба в период операций под Керки, который скрывался у дальних родственников.
Соблюдая предосторожность, осмотрительный Молла-Алтыкул явился в дом председателя ревкома в полночь. В беседе за зеленым чаем долго юлил, прикидывался, будто не понимает, каких советов, помощи в каком деле от него ждут. Наконец, когда имя Салыр было произнесено несколько раз, сделал вид, что догадался.
— У богопротивного Салыра главные недруги за рубежом. Да, в Афганистане… Связаться с ними? Ох, ох… Ну, если учесть все опасности, все затраты, если они будут возмещены, то, конечно… А еще — Клыч-Мерген. Да, тот, что ушел за рубеж.
— Мы с покорностью просим вас, почтеннейший Молла-Алтыкул, — льстиво осклабившись, тотчас проговорил Мамедша и переглянулся с Шихи-баем, который почти не раскрыл рта, — чтобы вы сами отправились на переговоры с Клыч-Мергеном.
— На переговоры? Ох, ох… — мулла потупился. — Едва ли достанет сил… Всевышний не создал меня воином.
— А когда вернетесь, вас ждет большое вознаграждение, — тотчас, как было условлено между сообщниками, заверил его мирахур.
— М-м… — протянул, как бы в раздумье, Молла-Алтыкул. Но уже видно было: он согласен.
Клыч-Мерген — один из сподвижников Баба-Мергена и Хаджи-ишана, которые в разгар недавней войны возглавляли силы контрреволюции на левом берегу Аму. Родом из Бурдалыка. Человек безрассудной храбрости. В политической обстановке разбирался очень слабо. Был убежден, что Советская власть не простит ему активного участия в боях. И потому после снятия осады Керки бежал в Афганистан. Обосновался здесь в глубине Каракумов, куда не достигла власть афганского хакима [5] из Мазари-Шерифа.
5
Хаким — правитель города, области.
Сам Молла-Алтыкул — заклятый враг Советов, лишь до поры затаившийся, — был родом из Олама, что в районе Ходжам-баса. Здесь, как и прежде, стоял у него, чуть на отшибе от селенья, просторный высокий дом за прочным дувалом.
Молла-Алтыкул от рождения был хромым — левая нога короче правой, оттого всегда ходил с костылем. Верхом, однако, ездил превосходно и когда ехал не один, костыль свой отдавал кому-нибудь из приближенных. В то время было ему уже за пятьдесят, седина густо пробилась в окладистой
После ночного разговора со своими сообщниками в Камачи Молла-Алтыкул, прихватив слугу, с которым вдвоем скрывался вдали от родных мест, верхом отправился к себе домой — отдохнуть, собраться с мыслями. В полдень следующего дня оба, хозяин и слуга, пожаловали на переправу через Аму. Здесь путников дожидался паром — громадная неуклюжая лодка с помостом для арб и животных, вьючных и верховых. С берега на берег протянут толстенный прочный канат, закрепленный на кольях. По канату паром и ползет через многоводную реку с одного берега на другой, потом обратно. Паром только что прибыл с левого берега, путники сошли на сушу, вместо них стали входить те, кто направлялся через реку — в Халач. Верховые при этом спешивались, своих коней и ослов вели в поводу. Один Молла-Алтыкул как был на коне, так и въехал на помост парома, только пригнулся немного. Знал: если спешится, то со своею хромотой не взберется в седло на зыбком помосте. И прыгать с парома на илистый берег тоже не с руки.
Вот и левая сторона. Совсем близко желтые бугры каракумского песка.
Подождав, пока все путники разбредутся кто куда, — чтобы не осталось соглядатаев, осторожный мулла вместе с верным слугой, который не выпускал из рук хозяйский костыль, направили коней на север, в сторону крепости Эсенменгли. Путь предстоял долгий, и здесь нужно было запастись водой и провизией.
Граница в Каракумах была в те времена лишь условной, никем не охранялась. Незаметно для себя путники оказались на афганской земле: до Ант-Кую добрались на третий день. Еще издали было видно: Клыч-Мерген здесь. Множество копей стояло на привязи в тени навесов из сухой колючки. Путников окликнули только возле самого стойбища. Тут не ожидали никакой опасности, дозоров не высылали.
Джигиты, охранявшие стан, оказались давними знакомцами Моллы-Алтыкула по керкинской осаде. Его с почтением приветствовали и тотчас, ни о чем не спрашивая, проводили к самому главарю. У мазанки Клыч-Мергена помогли сойти с седла. Приволакивая левую ногу, опираясь на костыль, знатный гость ступил в комнату, убранную дорогими, густо-вишневого цвета, коврами. Только посреди глиняный пол был свободен от ковров — здесь тлел очаг, дым поднимался к отверстию в потолке. Перед очагом возлежал, облокотясь о подушки, худощавый, невзрачный с виду человек — сам Клыч-Мерген. Едва завидев гостя, он проворно поднялся на ноги, протянул обе руки для приветствия. Очень обрадовался нежданному появлению давнего соратника. Не ограничившись рукопожатием, оба заключили друг друга в объятия, с полминуты стояли недвижно.
— То-то у меня веко подергивается два дня кряду, — первым заговорил хозяин после обмена короткими традиционными вопросами о здоровье. — Знакомый человек, думаю, непременно пожалует в гости. Да и чаинка, гляжу, торчком стоит в пиале. Знак верный… Ну, а если вы, лучшего и желать невозможно!
Появились, как водится, горячие чайники, потекла неторопливая беседа. Хитрый мулла помалкивал, заметив, что хозяин, в глуши поотвыкший от общества, рад случаю выговориться.
— Ну, как там родной Лебаб, каково людям живется? — сыпал вопросами Клыч-Мерген. — Тоска берет, лишь только подумаю… Человеку не забыть тех мест, где пролилась кровь от его пуповины… Так и стоят перед глазами родные места.