Дорога к счастью
Шрифт:
– Сейчас, тятя, бегу, – допивая молоко, послушно сказал Моисей.
Ефим вызвался помочь брату и вскочил из-за стола.
– Сиди, ешь, – строго сказал отец. – Без тебя управится.
– Я тоже хочу… помогать, – жалостливо протянул Ефим.
– Тогда к мамке иди, корову помоги подоить, – назидательно проговорил Харитон.
Иван засмеялся и с издевкой посмотрел на брата.
Ефим, насупившись от обиды, зашмыгал носом и присел на лавку, опустив глаза под стол. Там на земляном полу, застеленном соломой, скрестились его босые ноги с заскорузлыми от грязи
Вдруг дверь с шумом распахнулась, на пороге показалась испуганная Анна и заорала благим матом:
– Го-орит!!!
– Что горит? – оторопел Харитон.
Ее крик перешел в визг:
– Ой, мамочки! Село горит! – и она выскочила во двор.
Харитон, наспех завязав в сенях лапти, крикнул жене:
– Смотри за детьми!
На улице было темно, но совсем рядом огромные столбы красного огня поднимались и разрывались в черном небе. Гулко и тревожно зазвонил колокол. Повсюду раздавались громкие, встревоженные крики людей.
Пламя поднималось над несколькими хатами, с треском пожирая их стены, крыши, и, гонимое ветром, двигалось вдоль улицы.
Харитон схватил стоявшее возле стены ведро, выскочил за плетень и побежал за толпой. Недалеко от его дома горели три крестьянские хаты. Народу было полно. Все кричали, бегали, тащили ведра с водой, лили в огонь. Но пожар только разгорался, зловещие языки пламени взлетали высоко в небо и падали на соседние дома и строения.
На пожар прибежало все село. Из колодцев воду доставали медленно – по одному ведру. Поглядев на это, люди кинулись к речке и стали оттуда ведрами таскать воду.
Стоявшая несколько поодаль белая церковь была освещена огнем, блистали красноватым светом купол и крест.
Харитон подбежал к горящему дому. В лицо дохнуло нестерпимым жаром, волосы затрещали. Он вылил в огонь воду и отскочил. Хата горела внутри и снаружи, пламя с гулом уходило в ночное небо.
Он недоумевал: еще каких-то полчаса назад в селе царила тишина – дымились костры во дворах, в окнах тускло светились лучины. А сейчас пламя неумолимо поднималось вверх и, подчиняясь ветру, зализывало огромными языками стоящие одна с другой хаты.
Вскоре загорелся еще один дом. Столб огня взметнулся вверх и потащил с собой клочья горящей соломы и пылающие деревяшки – все это тут же падало сверху, шипело, дымилось и поджигало другие дома. Боролись в основном с пламенем, попадавшим на соседние хаты, так как горящие было уже не спасти.
Хозяева соседних домов залезали на крыши и поливали водой свои жилища. Повсюду мелькали фигуры мужиков и баб. Вокруг стоял шум и гам, сливавшийся со звоном колокола.
Пожирающее хаты пламя, гонимое ветром, неумолимо подступало к дому Харитона.
– Батюшки! – раздался пронзительный женский голос. – Хата кузнеца горит!
Все бросились туда.
Ненасытный огонь стал пожирать усадьбу Демьяна Руденко.
Харитон сбегал на реку, зачерпнул ведром воды, вернулся на свой
– Сынки! Выгоняйте всю живность из хлева! – закричал он.
Моисей с Ванькой помчались в хлев и стали выгонять корову на улицу. Животные тоже чувствовали беду: коровы и лошади столпились в кучку и от страха жались друг к другу. Коровы громко мычали, лошади молча смотрели на происходящее. По всему селу визжали поросята и шарахались из стороны в сторону овцы.
Ефим, не понимая, что происходит, горланил от ужаса. К нему присоединилась Лукерья. Мать пыталась их успокоить, но безуспешно. С крыши ее окрикнул Харитон и показал рукой на ведро.
Анна подбежала и, сгибаясь от тяжести, полезла с ведром по лестнице. Харитон перехватил из ее рук ведро и вылил на крышу. Вода пробежала по соломе и скатилась на землю.
– Пустое все это! – обескураженно проговорила Анна.
Харитон бросил ведро на землю, спрыгнул с крыши мимо стоявшей на лестнице жены и побежал помогать тушить хату Демьяна. На ходу крикнул:
– Сынок! Помогай мамке, запасайте воду в бочки!
На полпути он запнулся о брошенный кем-то в суете ушат и со всего маху ударился грудью о землю. Вскочил и, корчась от боли, оглянулся на свою хату. Горящие искры поднимались от дома Демьяна Руденко и гасли в ветвях и листьях высоких, разросшихся берез и ветел – деревья защищали от огня соломенную крышу Харитоновой хаты.
– Вот тятя! Вот молодец! – Харитон перекрестился. – Царство небесное тебе, родной мой человек.
Демьян в разорванной рубахе, босиком, с опаленными взъерошенными волосами метался из стороны в сторону, безумно озираясь. Около вынесенных на улицу пожитков на земле сидели его жена Надежда и ребятишки. Надежда выла и ревела громче звонящего колокола.
Первым очутился на крыше хаты кузнеца Степан Гнатюк, самый бедный из всего села мужик – крепостной пана Миклошевского. Хата Степана давно уже сгорела, он из нее и вынести ничего не успел. Еще не осознав происшедшего, но не растерявшись, он стал усердно помогать односельчанам бороться с пожаром. Ему подавали воду, он заливал разгоравшийся огонь. Потом велел односельчанам выдирать с крыш пучки тлеющей соломы. Десятник Матвей Терещенко с недоумением воспринял приказы крепостного свободным казакам, но ничего не сказал, а молча стал исполнять. Громким голосом Степан понукал и ругал непроворных мужиков и особенно баб, те были еще медлительнее мужиков. Одна штанина у него загорелась, он начал бить по ней ладонью, пытаясь затушить, но только обжег руки, потом просто залил ее водой.
Горящие пучки соломы вырывали баграми с крыш и уносили на улицу. Там Максим Сковпень и Андрей Руденко забрасывали их землей. Прибежавший на помощь Моисей ладонями черпал воду из ведра, заливая дымящиеся пучки.
– Добре, хлопцы! – похвалил ребят проходивший мимо с батожком Терещенко. Не усидел дома казак, видя такое горе. Вышел вместе со всеми на пожар, чтобы хоть чем-то помочь односельчанам.
– Господи помилуй! Господи помилуй! – бормотал Федор Сковпень, не переставая креститься.