Дорога к свободе. Беседы с Кахой Бендукидзе
Шрифт:
Эта отрасль мутная во всем, потому что в ней какая-то святость. «Знания, мы даем знания!»
ВФ: Секулярная религия.
КБ: Как говорит один мой знакомый: «Такой бизнес хороший – образование и здравоохранение, ты берешь деньги и еще тебе говорят спасибо». Но образование даже лучше, потому что конечным итогом здравоохранения является мертвый человек, как бы хорошо его ни лечили. На врачах (это не касается окулиста и дерматолога) и на всей медицинской системе – каинова печать, потому что их клиенты в итоге умирают. А клиенты образовательной системы – это, как правило, молодые ребята. Они выходят
Этот сектор во всем мире борется за то, чтобы его не трогали. Очень многие профессора доказывают, что MOOC [Massive open online courses] – это полная ерунда, ну разве можно там воспитать кого-то стоящего. Один российский деятель написал: «Я посмотрю, когда будет спроектирован первый самолет человеком, который учился по интернету». А вот я хотел бы посмотреть на первый самолет, который будет спроектирован человеком, окончившим педагогический институт Мухосранска. Но он же существует, этот институт. Поэтому, чтобы не посягать на самое святое, на которое посягнет кто-нибудь через двадцать лет, могу сказать, что по крайней мере в пределах двух сигм [125] – 80 % образования вполне может быть замещено во многих отраслях онлайн-образованием. Притом что само интернет-образование будет развиваться. Там есть серьезная проблема валидации, есть отрасли – например, химия, где вы все же должны учить человека в лаборатории что-то из пустого в порожнее переливать и если он этого не умеет, то он может очень хорошо знать теоретическую химию, но этого недостаточно.
125
Сигма – стандартное отклонение в статистическом анализе.
ВФ: Вы имеете в виду все экспериментальные науки.
КБ: Да. Плюс многие естественные науки, например медицина, где онлайн вы все не сделаете. А вот программированию можно научиться онлайн. Существуют очень хорошие программисты, которые все свои знания получили не путем общения с людьми вживую, а путем общения через компьютер или с компьютером. Недостаток идеи afordable excellence в том виде, в котором я ее продумывал, состоял в том, что он эту революцию не вполне учитывал.
ВФ: MOOC, конечно, разрушают действующую модель, пользуясь ее слабостью и неповоротливостью, но пока это выглядит как чистое паразитирование. Видно, как съедаются деньги у других, но не видно, как там зарабатываются деньги. Это как в случае с прессой: Google забрал львиную долю рекламных доходов, при этом общий размер рекламного пирога сократился.
КБ: Сократился. Но для потребителя это безусловный плюс.
Представьте себе, что каждый будет сам готовить себе напиток типа Coca-Cola, включая производство баночек. Насколько вырастут издержки у всех? Я думаю, что разница – порядок.
Затраты на образование составляют несколько процентов глобального ВВП, допустим 5 %, надо проверить, сколько. К концу технологической революции они будут составлять 1–2 %. В итоге за образование будут платить либо люди, но очень мало. Либо государства – но очень мало. Это замечательно. Возможен вариант, когда общество в целом – неважно, государство или люди – будет платить
ВФ: Итак, ваша модель была brick and mortar.
КБ: Представьте, что у вас есть сеть стандартных университетов brick and mortar, стандартный curriculum. Все эти лекции, на самом деле, от лукавого, потому что это попытка переложить на студентов проблему избытка профессоров и их разнообразия.
ВФ: В качестве реплики. Классный лектор значит очень многое. Средняя дочь пошла в восьмой класс, у них новый историк, который рассказывает о том, как казацкие войны связаны с открытием Америки и революцией цен.
КБ: Молодец.
ВФ: И ребенок, который никогда ничем таким не интересовался, теперь со мной это обсуждает. Это удивительная вещь. Понятно, что таких профессоров исчезающе мало, и тут скорее вопрос, как их масштабировать, потому что многопользовательские курсы – это одно, а когда ты слушаешь вживую…
КБ: Но предыдущий преподаватель у нее был не такой хороший? А сколько таких блестящих учителей, как вы описываете?
ВФ: Процента три от силы.
КБ: Давайте тогда 90 % заменим многопользовательским преподаванием, а 10 % оставим таких. И потом – что было бы лучше: чтобы она училась у плохого преподавателя живьем или у хорошего – онлайн?
ВФ: Онлайн – как минимум не хуже.
КБ: Лучше получать онлайн правильные знания, чем офлайн – плохие.
Конечно, это можно обсуждать в терминах высочайших достижений – профессор приглашает пить чай или идет со студентами на байдарке и ночью у костра что-то рассказывает. Понятно, что хорошо. Но сколько таких случаев?
ВФ: Это не имеет никакого отношения к тем 5 % мирового ВВП, которые расходуются на образование.
КБ: Конечно, и на этом нельзя строить модель. Когда Miele начинала делать стиральные машины, у них был сотрудник, который покупал в магазине самые тонкие женские колготки, приходил в цех, надевал их на руку и проводил по внутренности вращающегося барабана – чтобы там вообще не было ни одного заусенца. Красиво, но нетехнологично: человек приходит, нежно проводит рукой… То, что есть Nike, или Adidas, или Clarks не означает, что нет фирмы Berluti или John Lobb, где ботинки ручной работы стоят пять тысяч фунтов, и ты можешь ходить и смотреть, как делают твою пару, на которой может быть твой автограф. Конечно, могут быть и будут эксклюзивные университеты для суперталантливых, супербогатых, но мы говорим про массовую часть – как дать качественное образование минимум 25 миллионам человек ежегодно.
Идея стандартных курсов, рассчитанных на массовое высшее образование в университетах brick and mortar, остается перспективной. Этим можно заниматься. Но уже имея в виду, что это будет гибридизироваться с новыми MOOC. И тогда в мире появится образовательный Starbucks.
Посмотрите с другой стороны. Вот ваши дети. Какую часть информации они получают в школе, а какую – из художественных фильмов? Попробуйте оценить.
ВФ: Вчерне скажу – 20 на 80.