Дорога к звездам
Шрифт:
Он же никогда не видел таких автозаправочных станций... Где, кроме бензина и дизельного топлива, Шура мог бы купить себе всё, что взбрело бы ему в голову — от немецкой бутылки водки с милым названием «Ельцин», и американской шапочки с большим козырьком и надписью «Я люблю Нью-Йорк» — до автомобильного аккумулятора и шин любого размера.
Здесь же Шура мог бы сходить в неправдоподобно чистенький туалет без запахов мочи и кала; принять горячий душ; пообедать в очень красивом ресторане или (как мы с Водилой и Лысым) в столовой самообслуживания с невероятно аппетитной жратвой; тут же Шура мог бы снять
Вот что увидел я, и чего никогда, к сожалению, не видел Мой Шура Плоткин. Подозреваю, что и я все это увидел из-за экстремальности ситуации.
Как говорится — не было бы Счастья, да несчастье помогло: приехав на эту заправку, Водила не оставил меня в кабине, а посадил в сумку, ремень перекинул через плечо и потащил меня по всему этому сказочному придорожному раю, приговаривая тихо:
— А хер их знает, может, они захотят взорвать нашу машину?.. Сейчас это очень даже модно. Мало ли что им в башку встрянет... Так что давай-ка, Кыся, порознь не гулять. Куда я, туда и ты. О’кей? С этой минуты мы оба на военном положении — только вместе! Приказ понял?
Я чего-то муркнул ему в ответ, и Водила добавил:
— А кроме всего, это тебе и поглядеть полезно. Такого у нас в России, к сожалению, еще лет сто не увидишь. А в Германии — на каждом шагу. Это их сильная сторона...
То, что такие автозаправочные станции не просто «сильная», а ОЧЕНЬ сильная сторона немцев, я убедился, когда при входе в столовую вдруг увидел две пластмассовые миски на низких подставках. В одной миске были навалены аккуратненькие кубики тушеного мяса с какой-то пахучей подливкой, а в другой — чистая, свежая вода.
Сверху, над мисками, было написано — «Хунде-Бар», что по-нашему, оказывается, —«Собачий Бар»! Так мне перевел Водила и объяснил, что проезжающие мимо Собаки могут тут бесплатно перекусить и утолить жажду.
— Лопай, Кыся. Халява, — сказал мне Водила и поставил сумку со мной прямо у мисок.
Не вылезая из сумки, я немного попил воды, а мясо есть не стал из-за подливы. Хека у них в этом «Хунде-Баре», конечно, не было. Их халява о нашем хеке даже представления не имела...
Но несмотря на подливу, несмотря на то, что само название «Хунде-Бар» для меня звучало несколько оскорбительно: можно было вспомнить не только о Собаках, но и о Котах, разъезжающих по германским дорогам, — сама идея создания такой кормушки показалась мне просто превосходной!
Лысый в Германии был всего второй раз, языка не знал ни словечка и поэтому не отставал от нас ни на шаг. А может, быть, и не только поэтому. Может, ему хотелось найти наиболее подходящий момент, чтобы поговорить с Водилой насчет кокаина, предложить ему те пять тысяч долларов и договориться насчет возможности перегрузки той «фанеры» в «тойоту», которой, кстати, почему-то все не было и не было...
Я чувствовал, что Лысый в глубине души молится своему Господу Богу, чтобы мой Водила согласился на все его предложения и взял бы пять тысяч долларов. Чтобы Лысому не пришлось хвататься за пистолет с глушителем.
На голове у Лысого красовался зеленый военный берет десантника, снизу обшитый тоненькой полоской
К слову сказать, я обнюхал Лысого со всех сторон и оружейного запаха не обнаружил. Наверное, на время пересечения границы Лысый заныкал пистолет в одну из коробок с водкой в своем фургоне.
По логическому развитию событий, случай напрямую поговорить с моим Водилой представился Лысому в столовой самообслуживания, где мы втроем обедали.
Я на секунду отвлекусь от всей этой сволочной криминальной истории, чтобы поведать о блюде, которого я никогда в своей жизни раньше не пробовал и узнал о его изумительном существовании только лишь на той автозаправочной станции под Ганновером.
Интересно, ел ли когда-нибудь Мой Шура Плоткин «татарский бифштекс»?! Не знаю, не знаю... А вот я — ел! Я его ел в центре самой богатой страны в Европе, как сказал мне мой Водила. А еще он сказал, когда принес мне «татарский бифштекс»:
— Я, Кыся, поглядел у «Хунде-Бара» — ты тушенку с подливой не очень уважаешь. Может, тебе эта хреновина подойдет? Мне лично она жутко нравится.
И показывает мне тарелку, на которой лежит такой довольно крупной лепешкой одуряюще пахнущий сырой мясной фарш! А вокруг него — кучка мелко нарезанного лука, горка порубленных в крошево соленых огурчиков и штук десять моих любимых оливок без косточек!
— Етиттвоюмать! — удивился Лысый. — Ну ты даешь, парень!.. Так ты обе эти тарелки с сырым мясом коту взял, что ли?!
— Нет. Одну — себе, а что?
— Так они же по двенадцать марок!.. Я же видел...
— Ну и что?
— Как «что»?! Это же почти по девять долларов!..
— А и хер с ним, — сказал Водила. — Лично мне — Кот дороже.
Мне это так понравилось, что я даже об его ногу потерся. А Водила... Вот он иногда такой умный, такой сообразительный бывает, а иногда— мудак мудаком!.. Водила, видишь ли, подумал, что я так выражаю свое нетерпение скорей пожрать, и говорит:
— Не торопись, Кыся, не торопись. Я вот только эти приправки себе ссыплю, а то ты их вряд ли есть будешь...
И сгребает с моей тарелки в свою — лук, соленые огурчики и оливки. Вот когда он дошел до оливок — тут уж извините! Я пулей вылетел из сумки к нему на колени, мгновенно подцепил когтями пару оливок и быстренько отправил их себе в рот!
За маслины и оливки я могу, по выражению Шуры Плоткина, «продать план родного завода». Шура считал, что такой гастрономический изыск — подтверждение моей яркой индивидуальности.
С тех пор как Шура случайно обнаружил мою необъяснимую страсть к этому далеко не кошачьему продукту, он мне с каждого гонорара, с каждого аванса, с любой халтурки покупал банку консервированных оливок и первое время даже устраивал маленькие представления для своих друзей. Он брал самую большую оливку в зубы, опускался на ковер, становился на карачки и, оскалившись, тянулся ко мне. Я подходил и осторожно зубами вынимал изо рта Шуры эту оливку под шумные аплодисменты присутствующих.