Дорога к звездам

Фрадкин Борис Захарович

Его слова не были встречены радостным шумом, как случалось в школе, когда он предлагал новую затею. Борис принялся подбрасывать дрова в плиту. Береста на поленьях затрещала, ожила, начала свертываться в кольца.

— Не-е-ет,- потягиваясь, первым отказался Алешка. — Я на Луну не полечу, я боюсь высоко подниматься, у меня голова кружится. А потом чего там делать?

— Я бы полетел, — повторил Михаил, — ни черта не побоялся бы. Но вот насчет научной работы… ты это напрасно, Яков, нам предлагаешь. Тут, понимаешь, надо, чтобы душа к

ней лежала, чтобы от нее в тебе все горело, как… вот в плите. Ну сам полюбуйся: что за исследователи из Кузи и Алешки? Кузе уже выговор по цеху за опоздание на работу вкатили. Война идет, а он все хи-хи-хи, да ха-ха-ха. Станок вчера сломал.

— Ладно, — огрызнулся Кузя, — не в твоем цехе работаем.

— Ясно? — Михаил многозначительно посмотрел на Якова.

— Станок неисправным был, оттого и сломался, — начал оправдываться Кузя.

— Перед запуском осмотреть полагается, грамотный человек.

Друзья продолжали препираться, а Яков, вздохнув тайком, уставился на пламя в печи. Ему стало грустно. Как хорошо было бы иметь товарища с общей мечтой… Ну, ничего, когда-нибудь будут и такие друзья.

…Перед комсомольским собранием Яков еще раз побывал у Гобермана. Они долго беседовали над раскрытым чертежом контактного приспособления.

— Значит, борьба пойдет за остановку печей. — Гоберман рассеянно перебрасывал в руке карандаш. — Серьезная задача, очень. Тут не только цех, весь завод против нас поднимется. Потеря стали, а выигрыша в продукции никакого.

— Используем остановку печей для загрузки, — заметил Яков,

— Пятнадцать минут. — Гоберман подчеркнул число «15» на поле чертежа. — Но при самой интенсивной работе на одну печь потребуется не меньше двух, трех часов.

— Верно, — Яша растерянно посмотрел, как ловко перебрасывают карандаш толстые короткие пальцы Гобермана. — Что же делать?

— Думать. — Гоберман бросил карандаш на стол и начал свертывать чертеж. — Думать, Яков, нужно. Необходимо произвести замену вообще не останавливая печей.

— Не останавливая печей! На ходу! — У Яши загорелись глаза. — Правда, вот же выход.

— Выход… Еще далеко не выход. Чтобы снять шины, необходимо выключить печь. Тут как ни вертись, самого себя за волосы не поднимешь.

— Правда…

Яша зашел в комитет комсомола и сказал, что снимает с повестки дня сегодняшнего собрания вопрос о замене шин.

В отделении Яша посоветовался с Полуниным. Мастер сказал: «Задумано хорошо, только лучше и не просить. Печи останавливать никто не даст», — то есть, собственно, ничего не сказал, Стешенко, слышавший этот разговор, с беспокойством посмотрел на Яшу и на Полунина.

— Вы бы вот подумали, как на час раньше плавку давать, — проворчал он, — а переделка не к спеху.

«Не останавливая печей…» Мысль пришлась по душе Яше. От нее веяло героизмом. Но как это сделать? Гоберман сказал — это все равно, что поднять самого себя за волосы… Для того, чтобы поставить контактные устройства, нужно

снять шины. Ток по воздуху к электродам не подашь, печь по щучьему велению работать не будет.

Мысль о замене шин без выключения печи завладела Яшей настолько, что на время заслонила даже ракетную технику. С этой навязчивой идеей он ходил по городу, по цеху, по комнатам квартиры. Он видел каретки с электродами во сне и в тарелке супа за обедом, в книге, которую читал.

Однажды, сидя в кабине третьей печи, он вдруг оборвал разговор с Любой, посмотрел на нее ошалелыми глазами и, хлопнув себя по коленям, тихо засмеялся. Смех его был счастливым, на щеках расцвел румянец, появились ямочки.

— Любка, — сказал он, — нашел! Честное слово, нашел!

— Неужели? — Любе не нужно было расспрашивать, она не поняла. Выскочив из кабины, Яша стал смотреть на печь.

Да, все это было не только возможно, но вместе с тем до смешного просто. Снимать шины? А для чего? Бог с ними, пусть себе стоят на здоровье. Вот, пожалуйста, обе стороны каретки совершенно одинаковы. Шины идут по правой стороне, а контактное устройство они поведут по левой, не трогая шин и, значит, не выключая печи.

Яша возвратился в кабину и в двух словах объяснил Любе свою мысль.

— Какой ты у меня необыкновенный, Яшка, — девушка посмотрела на Якова с гордостью. — Можно, я тебя поцелую? И пусть все смотрят. Яшка, ты куда? — она схватила его за рукав.

— В конструкторское — к Гоберману!

— Яшка, ой, Яшка, и я с тобой! Слышишь? Я тоже хочу. Все это так замечательно! Борис! Бо-о-орька! — завопила она, высунувшись из кабины.

Борис, стоявший на дальнем краю площадки, подошел к третьей печи.

— Чего тебе? — спросил он. — Трансформатор взорвался, что ли?

— Вставай к пульту! — приказала Люба. — Яше плохо, я его в здравпункт отведу. Постоишь, ну?

— А чего брешешь? — Борис покосился на нетерпеливое лицо товарища. — Вид у него нормальный. Задумали чего-нибудь?

— У меня идея, — пояснил Яша.

— Так бы сразу и сказали.

Он похлопал глазами вслед Яше и Любе, которые, взявшись за руки, уже затопали вниз по железной лесенке. «Хорошо, вас Кашин не видит, — подумал Борис, — а то бы он показал вам идею».

Гоберман усадил Яшу и Любу за стол и попросил разрешения закончить работу.

— Ничего, мы немножко подождем, — сказал Яша.

У Любы глаза разбежались от множества чертежных досок на ажурных металлических подставках. От наколотой на доску чертежной бумаги и от двух рядов широких окон по обе стороны длинного зала в помещении казалось светлее, чем на улице.

Поверх ближайшей к столу доски на Любу уставился белобрысый плечистый парень с завитыми волосами. «Модник… — девушка презрительно усмехнулась, — ротозей». Она повернулась в другую сторону. Но оттуда на нее смотрело сразу четыре пары мужских глаз. А девушки-чертежницы с безмолвным восхищением рассматривали ее косы.