Дорога китов
Шрифт:
Она рассмеялась низким, гортанным смехом, от которого у всех по телу побежали мурашки, потом передернула плечами.
– Думаю, ребята, вам придется мне довериться, - весело сказал Эйнар, осторожно кладя руку на плечо Хильд; та напряглась, хотя и не дрогнула.
– Вы видели когда-нибудь карту, в которой был смысл? А, Рерик? Кто пользуется картами?
Мой отец смущенно пошевелился и ничего не сказал. Он посмотрел на меня взглядом тяжелым и темным, как кусок сланца.
– С картой или без нее, - мягко проговорил Эйнар, - дорога все равно ведет к Саркелу. Если в конце пути молодой Орм почувствует
Никто ничего не сказал. Эйнар пошел прочь, подталкивая перед собой Хильд. Разговоры и споры возобновились, когда они и увязавшиеся за ними, как верные псы, Кетиль Ворона и Валкнут исчезли из виду.
– Это было... опрометчиво!
– прорычал мой отец, подходя ко мне и бросая тяжелый взгляд на Финна и Квасира.
Те прятали глаза и переминались с ноги на ногу.
– Я ничего не сказал, кроме того, что у меня на уме, - возразил я, и мой отец фыркнул с раздражением.
– Лучше бы тебе впредь помалкивать, Орм, - сказал он сурово.
– Ибо если ты разозлишь его, ни я, ни Иллуги - ни вот эти, - презрительно добавил он, покосившись на Финна с Квасиром, - не смогут предотвратить последствий.
В сумерках послышался тихий смех, и все повернулись на звук.
Гуннар Рыжий вышел, шатаясь, на свет костра, ковыряя в зубах костяной иглой, и оглядел нас всех, усмехаясь и качая головой.
– Вы похожи на мальчишек, которых поймали на том, что они сняли штаны и оголили задницы, - насмешливо сказал он, потом сплюнул в костер и прибавил, будто обращаясь к зашипевшим угольям: - Судьба Эйнара на нем. Однажды вы все это поймете.
– А ты не боишься Эйнара?
– процедил мой отец, свирепее, чем мне бы хотелось.
Гуннар пожал плечами.
– Судьба есть судьба. Не думаю, что это мое - умереть под лезвием славы Эйнара. Я буду думать о страхе, когда увижу его клинок.
– Когда ты умрешь от клинка Эйнара, - поправил мой отец.
Гуннар Рыжий усмехнулся, зубы у него были кровавыми в алых отблесках костра.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Над меховым рынком Новгорода висела тонкая пелена дождя, который лил с рассвета, и торговцы пушниной, как ни пытались, не могли сохранить под навесами товар сухим, пришлось затянуть его водостойкой шерстью, спрятав от глаз покупателей.
Торговцы побогаче, у которых были крепкие дома, сбились под карнизами, не особенно переживая из-за того, что покупателей почти не видно.
– Рисковое занятие, - проворчал мой отец, натягивая плащ на голову.
Эйнар высморкался двумя пальцами и ничего не сказал.
– Ты промок, - сказал я, и Валкнут фыркнул.
На самом деле я думал о том, что отец прав. Дождь промочил мой совершенно новый плащ, грязь забрызгала отличные штаны, хотя я стоял на настиле.
Пустые глазницы мертвых животных смотрели на меня из-под каждого прикрытого карниза и с каждого прилавка: длиннорылые волки, лисы, высоко ценимый соболь, паршивый кролик и пятнистый заяц. Там были шкуры оленей и оленьи рога для резчиков, а посредине, на крюке, красовалась огромная медвежья шкура с еще не снятой головой. Вонь дубильных и кожевенных заведений била в нос отовсюду, ветер и дождь ею пропитались.
Я пытался сохранять доброе расположение духа, но мне это
Конечно, все понимали почему - или думали, что понимают. Они подталкивали друг друга локтями и посмеивались над тем, что я теперь вечно хмурый и избегаю Хильд.
Я потрогал топорик, висевший у меня на поясе под плащом, и ощутил, как капли дождя стекают по спине. Несколько дней мы охотились за Мартином, Бьорном и Стейнкелем. Может показаться, что в городе это не очень трудно, но я узнал в тот раз, что город хуже леса. Спрятаться можно где угодно - всюду.
Но Эйнару монах был нужен, и я догадывался почему. Мартин знал о Великом кладе и о том, что у нас есть Хильд, которой известно, как до него добраться. Одним богам ведомо, как он стакнулся с сыновьями Гудлейва, и уж точно никто не хотел, чтобы, одержимый своими мечтами, он болтал с Вигфусом или кем-нибудь вроде того.
Я рьяно взялся за дело. Мы застряли в Новгороде, дожидаясь, пока кончится паводок; реки бежали слишком быстро, необходимо было переждать по крайней мере до конца мая, а возможно, и до июня. Вниз, по течению, в Киеве, по меньшей мере почти в двух десятках дней водного пути, река поднялась на полтора десятка футов и разлилась на ширину от полумили до пяти или даже шести миль.
Наконец мы услышали, что кто-то видел монаха, походившего на того, кого мы ищем, и выслушали этого человека, потому что он говорил о монахе не греческой, а римской церкви. Поскольку большей частью монахи и христианские священники в Новгороде были греками из Миклагарда, мы решили, что этот монах, похоже, тот самый.
И вот мы пришли сюда в поисках Скуди Финна, на Шелонскую сторону, за мостом, по другую руку от Подола. Скуди - тот человек, который обещал за известную цену привести к нам монаха. Поэтому Эйнар, мой отец и Валкнут отправились к нему, изо всех сил стараясь походить на купцов с Готланда.
Эйнар, конечно, чуял западню, но решил, что, если нас будет много, это отпугнет добычу. Теперь, стоя под дождем, заливавшим рынок, я пожалел, что мы не взяли с собой людей поболее. Мне все время виделся убийца в каждой неуклюжей бородатой фигуре, в каждом ненадежном лице, лоснящемся от влаги.
Валкнут нашел Финна, который, казалось, вовсе не заботился о торговле, он сидел, съежившись, на скамье, в плаще с изъеденным крысами меховым воротником, редкие волосы свисали с головы, водянистые голубые глаза смотрели так, будто он что-то высчитывал.
– Это Скуди, - сказал Валкнут, и человек кивнул, услышав свое имя.
Я плохо говорил по-фински, поэтому попробовал восточный норвежский, отец предложил западный, а Валкнут, к моему удивлению, добавил греческий.
Путаясь в языках, нам удалось сторговать подходящую цену и в то же время предупредить Финна, что Эйнар разрежет его от ятр до подбородка, если окажется, что он наврал. Эйнар выудил кошель из-под мышки и отобрал целые серебряные монеты из набора обрезков и обломков. Финн посмотрел на них, покачал головой и выдал длинную тираду на трех языках.