Дорога китов
Шрифт:
Все было тихо, все расслабились. За исключением Вальгарда Скафхогга, который, когда под днищем заскрежетала галька, рявкнул на моего отца, обозвав его «гробящим корабль сыном задницы Локи». Мой отец бросил в ответ, что ежели Вальгард и вправду умелый корабельный плотник, то несколько камешков нас не потопят, но, как известно, Вальгард даже бороду себе не способен подрезать. Это была славная издевка над прозвищем Скафхогг, что значит Головорез.
Однако перебранка эта ни к чему не привела, потому что мы зашлепали к берегу, к запаху папоротника и травы, от которого я чуть не расплакался.
Студеный
Стража расставлена, костры разведены - чтобы обсушить одежду, а главное - согреться. Я привязал барана, как делал и прежде, на длинную веревку, чтобы он пощипал что сможет - замерзшую траву и листья орляка с коричневыми краями.
Недолго он наслаждался; мне было почти жаль, когда его прикончили, выпотрошили и насадили на вертел. Проделать весь этот путь в сырости и муках только для того, чтобы послужить снедью для героев перед тем, как они отправятся в битву: я очень понимал этого холощеного барана.
Беспокоили меня и костры, поскольку сырые дрова дымили и дымы были видны на много миль вокруг, однако Эйнара это не тревожило. Он посчитал, что теперь, когда мы уже на месте, тепло и набитое брюхо стоят риска быть обнаруженными.
Мой отец, свободный от всяких обязанностей, поскольку свою часть работы он уже выполнил, подошел к костру, у которого я дрожал, едва удерживаясь, чтобы не закутаться в уже подсохший плащ, пока на мне хоть как-то не подсохнет остальная одежка.
– Тебе нужна запасная одежда. Уверен, скоро мы что-нибудь добудем.
Я угрюмо глянул на него.
– Теперь ты стал предсказателем, да? Если так, скажи, где мы устроим набег.
Он пожал плечами.
– Где-нибудь внутри страны.
– Он задумчиво погладил свой щетинистый подбородок и добавил: - Стратклайд сейчас не место для набегов, не говоря уже о внутренней части страны. Но Брондольв платит добрым серебром, так что мы это сделаем.
– Брондольв?
– переспросил я, помогая ему натягивать навес из наших плащей на раму из ивовых прутьев.
– Брондольв сын Ламби, самый богатый из купцов Бирки. В этом году он нанял Обетное Братство Эйнара Черного. А теперь сам подумай.
– О чем?
Мой отец связал вместе концы плаща, дуя на пальцы, чтобы их согреть. Небо у края воды скатывалось в суровую ночь, скоро станет еще холоднее. Костры уже казались яркими, как цветы, - утеха в нарастающей тьме.
– Он верховодит другими купцами в Бирке. Это большой торговый город, но теперь приходит в упадок. Серебро иссякает, и гавань зарастает илом. Брондольв, похоже, думает, что нашел выход. Он и послушный ему христианский годи Мартин из Хаммабурга. Они все время посылают нас добывать странные вещи.
– Отец осекся и хмыкнул, смутившись, как всякий норвежец, при упоминании о таких вещах.
– Кто знает, чем он занимается? Может статься, он творит какие-то чары или что еще.
Я знал о Бирке только со слов старого Арнбьорна, торговца, который приходил в Бьорнсхавен дважды в год с тканью
– Стало быть, так ты и провел все эти годы: искал глаза мертвецов и жабью слюну?
– осведомился я.
Он зачурался.
– Для начала заткнись, мальчик. Поменьше упоминай... такие вещи... оно всегда безопаснее. И - нет, я не всегда занимался этим. Порою я подумывал, как бы мне потихоньку припрятать какого-нибудь белого медведя - ценой в маленький хутор.
– Это ты и сказал моей матери? Или она умерла, ожидая твоего возвращения?
Он будто немного сник, потом посмотрел на меня исподлобья, из-под завесы волос - я заметил, что они редеют, - прищурив один глаз.
– Ступай набери папоротника для постели. Сперва мы высушим его у огня.
– Потом вздохнул.
– Твоя мать умерла, давая тебе жизнь, мальчик. Прекрасная была женщина - Гудрид, но слишком узкая в бедрах. В то время у меня был хутор неподалеку от Гудлейва, так уж получилось. У меня было двадцать голов овец и сколько-то коров. Я жил очень неплохо.
Он остановился, уставившись в пустоту.
– А как она умерла, это почти потеряло смысл. Так что я продал хутор человеку из соседней долины, а ему он требовался для сына и для жены того сына. Большую часть денег получил Гудлейв, когда я сделал его воспитателем. Часть он должен был оставить себе, остальные же были для тебя, когда ты войдешь в возраст.
Удивленный всем этим, я только и мог, что разевать рот. Я знал, что мать умерла... Но узнать, что я сам убил свою мать - это было ужасно. Меня будто оглушило молотом Тора. Она и Фрейдис. Лучше бы меня называли Убийцей Женщин.
Отец неправильно истолковал мой взгляд - это и было общим между нами, между отцом и сыном: мы не знали друг друга и то и дело ошибались.
– Да, по этой причине Гудлейв лишился головы, - сказал он.
– Я считал его своим другом - братом, но Локи нашептал ему в ухо, и он пользовался деньгами своих сыновей. Я так думаю, он надеялся, что я погибну и этим дело и кончится.
– Он замолчал и грустно покачал головой.
– Наверное, у него были основания так думать. Я никогда не был хорошим мужем или хорошим отцом. Всегда пытался жить по старым обычаям. Только слишком многое меняется. Даже боги, и те в осаде. А когда Гудлейв занемог и послал за своими сыновьями, полагая, что помирает, Гуннар Рыжий послал за мной, и тут Гудлейв понял, что ему - конец.
– Так вот ради чего он хотел, чтобы я сгинул в снегах, - сказал я.
– А я не понял.
Рерик пожал плечами и почесался.
– Я так не думаю. Пожелай Гудлейв твоей смерти, нашелся бы путь покороче, только, пожалуй, Гуннар Рыжий с этим не согласился бы. Верный клинок - Гуннар, и ты можешь ему доверять.
Он оборвал свою речь, посмотрел на меня искоса и почесал в затылке - этот жест мне вскоре стал хорошо знаком, он говорил о неуверенности. Потом отец усмехнулся.
– Может статься, в конце концов, что Гудлейв послал тебя к Фрейдис, чтобы заставить ее сделать тебя мужчиной.