Дорога мертвецов
Шрифт:
– А вы помните, что Эйнштейн сказал?
– Что?
– Надо поменьше болтать! А свои идеи держать при себе. Тогда из вас что-то получится!
– Да, в обще-то, ты прав, – согласился Яблочников. – Идеи надо забивать в журналах и на форумах в виде статей.
– А мне как раз мне и не хватает материальных находок, – сказал Ген. – Я ведь теоретик. Если бы я открыл 'гемуса', это прибавило бы мне веса в глазах мирового научного сообщества.
Лео Гиббард промолчал, не поняв и половины из того, что счел нужным сообщить
– Саша… – примирительно сказал он. – На твой век открытий хватит. Здесь с тобой никто не может сравниться.
– Да это так! – согласился Ген. – Но я!..
– Я говорю, хватит. Поверь, я знаю, о чем говорю. Зайди в любые развалины и посиди неподвижно. Ты увидишь непознанное. Кстати, некоторые феномены стали проявляться за границей Зоны.
– Твоими устами да мед пить, – не поверил Ген. – Сидел я в этих развалинах. Ну и что?! Дайте хоть сфотографировать?!
– Это пожалуйста! – профессор поднялся и откинул с клеток брезент.
Всего клеток было четыре. В каждой сидело по 'гемусу'. Ген стал ахать, стал бегать вокруг и щелкать фотоаппаратом. Вспышка то и дело разрезала темноту. Чем больше он фотографировал, тем тревожнее становился профессор Яблочников, а Пантыкин на всякий случай запустил сразу две ракеты.
– Хватит, – попросил Яблочников. – Днем снимаешь еще. Сейчас опасно.
– Ладно, – беспрекословно подчинился Ген и уселся на место. – Подаришь мне одного?!
Профессор Яблочников тяжело вздохнул:
– Понимаешь, не могу. Ну не могу, и все! Мы к этой экспедиции три года шли. Извели кучу денег. Я инфаркт получил. Один переход Зоны чего стоил. Воякам столько отстегнули! Артемьева потеряли!
Вера Григорьевна всхлипнула:
– Это я во всем виновата!
Яблочников рассказал:
– Вел нас контрабандист по имени…
– Дай я догадаюсь, – прервал его Калита, – Хемуля?!
– Да, этот тип, – кивнул профессор Яблочников. – Он же Иван Перчеклин. Довел нас, понимаешь, до городской бани и бросил, сказал, что ему нужно сходить к одному типу. Это не ты случайно? – толкнул он локтем в бок Александра Гена.
– Каюсь, Иван ко мне пришел, – ответил Ген. – Но, клянусь, я ни сном ни духом не знал, что он ведет группу. Ведь его у меня спецназ ждал. Повязали и увели.
– Ах, вот как! – воскликнул Яблочников. – Да. Не сообразил я, что дело швах. Хотя чувствовал, ведь чувствовал, что что-то не так идет, словно судьба захромала. Надо было плюнуть на все и вернуться домой. Бог с этими деньгами. В общем, бросил он нас у этой бани, и прождали мы его пять часов. А что такое пять часов в Зоне? Да через час, считай, на тебя уже охота началась всех, кому не лень.
– Да, это точно, – согласился Венгловский, который сам не раз бывал в подобных ситуациях.
Он поэтому и живой остался, что Калита никогда в Зоне под открытым небом не сидел. Однажды монстры загнали их в 'янтарное
– В Зоне оставаться на одном месте нельзя, – сказал Яблочников. – В Дыре можно, а в Зоне нельзя. Зона – это тамбур с ловушками, а Дыра – Иной мир. Тоже странный, но не такой опасный. На всякий случай мы в этой бане прятались. Но он все равно нас нашел.
– Кто? – спросил Калита не потому что не понял, а потому что этот вопрос надо было задать.
– Я не знаю, как он называется…
– 'Глушитель мыслей', – подсказал Борис Пантыкин, которому 'гемус' поцарапал лицо.
– В общем, этот 'глушитель мыслей' очень похож на человека, только лица нет.
– Как этот так? – удивился Жора, на мгновение отвлекшись от Юлечки, с которой он тихонько шептался и уже держал ее за руку.
Впрочем, он тут же исправился и снова принялся шептаться, не услышав, как профессор ответил:
– Когда увидишь, поймешь. Человек без лица – жуткое зрелище. Мы даже не поняли, что это монстр. Он: 'Сережа, Сережа…', словно ему вот здесь больно-больно. Артемьев встал и подошел, ничего не подозревая. А тот его обнял так, прижал к себе. Серега затрясся, как в лихорадке, потом обмяк и ушел за монстром.
– Это я во всем виновата. Пилила Сережу, что он несамостоятельный. А он взял и пошел. Проявил характер. Мы ему кричали: 'Стой!', а он пошел!
– А чего же вы не стреляли?! – спросил Чачич, воинственно сжимая автомат.
– Да вначале не поняли, а потом поздно было.
– Одним мутантом стало больше, – грубо ответил Лыткин.
Наступила тишина. Все смотрели, как вспыхивают и с жаром горят дрова. Угли в глубине костра походили на кровавое зарево.
– Какой ты все-таки хам! – воскликнула Юлечка. – Хам и свинья!
– Я свинья?! – вскочил Лыткин. – А ты сама?! Не успел Серега монстром стать, как ты завела дружка.
– Это кто завел?! – медленно стал подниматься Жора Мамыра, снимая с плеча автомат и сжимая кулаки.
Лыткин против Жоры не тянул. Хлипковат он был против Жоры. Но хорохорился, потому что, во-первых, они как-никак были чужаками, а во-вторых, он сам не прочь был поухаживать за Юлечкой, а в-третьих, надеялся на помощь гибкого и сильного Пантыкина. Но Борис Пантыкин отвернулся и драку не полез.
– Так! Брек! – скомандовал Калита. – Тоже мне петухи! А то сейчас живо наряд обоим выпишу вот этой ладонью, – и Калита показал.
Ладонь действительно у него была знатная, не меньше штыковой лопаты. Если Жора за время службы не раз был лично с ней знаком, то Лыткин еще не удостоился этой чести. Но он почувствовал, что дело пахнет керосином, и сделал вид, что удовлетворен таким поворотом событий.