Дорога миров
Шрифт:
— Целого тлатоани империи Теночк сюда не притащишь,- развожу руками. — Пленить такого вот было бы очень сложно. Риск того, что сам себя порешит и тем самым удерёт в новое тело, слишком велик. Пришлось договариваться. Зато мы действительно получили от него всё или почти всё нам необходимое. Только… не волнуйся. Тебе сейчас нужно быть спокойным.
— Спокойным? — и так перекосившееся после удара лицо патриарха Борджиа сложилось в совсем нехорошую гримасу. — Это шанс. Для меня, великого грешника, которого, кроме адских мук, ничего не ждёт. Для прощения Господом нужно покаяние, настоящее, а не то, которое выдавали по индульгенциям. А у меня его нет. Я не жалею ни о чём сделанном. Только о том,
— Пока ещё не превратил, — отрицающим жестом прерываю «отца». — Рука и нога не полностью потеряли подвижность, речь сохранилась. Следовательно, восстановление возможно. А врачи сделают всё возможное. Уже делают. В том числе и по моим указаниям. Я ведь «аптекарь Сатаны», вот и пришло время оправдывать прозвище.
— Хочется верить, — произнеся это, Родриго Борджиа прикрыл глаза, но говорить не перестал, лишь ненадолго прервавшись. — И где та потайная дверь, сын, открыв которую, можно избежать Суда Господня?
— Я расскажу. От тебя сейчас требуется только одно — слушать спокойно, не давая болезни шанса взять верх раньше, чем мы сумеем приоткрыть найденную, как ты её назвал, дверь. Я, признаться, рассчитывал на пару тройку лет спокойного и неспешного изучения, но придётся ускориться. Сильно, жёстко, приложив предельные усилия. Ничего, справимся, как и полагается настоящим Борджиа. Если уж мы сумели за какие-то полтора десятка лет стать доминирующей силой в Европе, то почему б не замахнуться и на большее? Например, на то, что раньше считалось прерогативой богов и лишь на словах имелось у тебя, отец. Я сейчас про «власть над душами». Не чужими, а своими собственными.
— Другие понтифики обвинили бы тебя в богохульстве…
— Ага, например Джулиано делла Ровере, что сидит не на престоле, а в лучшем случае стульчике, а то и стульчаке в Авиньоне, — усмехнулся я, попутно отмечая, что Родриго Борджиа заметно оживился, и даже речь стала чуть более разборчивой. Воистину нет предела скрытым возможностям человеческим, да и вообще, именно дух двигает материю, вовсе не наоборот. — Плевать на него как тебе, так и всему нашему роду. Но сейчас слушай.
И понеслось. Я рассказывал «отцу» многое, но далеко не всё по понятной причине. Моя истинная суть, равно как и суть Изабеллы — следовательно, всё с этой тайной связанное — так и должно было оставаться скрытым. В остальном же никаких умолчаний, чёткий и ясный расклад, сулящий допущенным до этих воистину проклятых знаний невообразимый выигрыш. Как бы ни был плох Родриго Борджиа, но он слушал, понимал, осознавал. Скорейшее освоение полученного было именно в его интересах. Состояние здоровья после инсульта, оно штука особенная, способная в любой момент качнуться в самую неприятную сторону. А труп или же «живой труп» не способен окажется подготовиться к правильному переходу из одного мира в мир иной.
Ах да, насчёт множественности миров хоть и сказал, но покамест общими словами. Дескать, владыка империи Теночк оказался не слишком разговорчив относительно своего родного мира, его отличиях от этого. Я же не настаивал, первым делом желая получит самое важное, а вовсе не «побочный продукт». Вновь отсутствие лжи. Исключительно правда, но поданная в нужном ракурсе. Сейчас так всем будет лучше. А то вдруг у «отца», несмотря на сразивший того апоплексический удар, в голове сложится не самая сложная мозаика относительно сходства произошедшего взрывного роста в империи Теночк и у нас, в италийских землях с центром в Риме. Не-е, нафиг такое счастье, от него исключительно головная боль приключиться может. Теперь отнюдь не фатальная и даже не шибко серьёзная, но если неприятности реально избежать, лучше поступить именно таким манером. А ещё…
Стук в дверь и почти сразу она приоткрывается.
— Отец. Мне срочно нужен Чезаре. По тому вопросу. о котором вы с ним говорили. А с тобой пока Лукреция посидит, да?
Получив согласие, пусть не словами, а кивком, Белль буквально впихнула в комнату королеву Сербии, после чего вновь поманила меня жестом и ну о-очень серьёзным выражением лица. Оставалось подчиниться столь убеждающему исполнению, временно покинув Родриго Борджиа, но пообещав в самом скором времени снова появиться. Впрочем, основное я уже успел ему рассказать, пусть теперь переваривает. Он получил главное — не иллюзорную, а вполне себе крепкую надежду на то, что даже смерть тела теперь не будет окончательным финалом, после которого останется надеяться разве что на милосердие высших сил, как бы они не назывались. Очень важно в его то положении и с его психотипом. Что до меня… Сейчас узнаю, какого лешего Белль одновременно источает серьёзность и дикий восторг. Редкое сочетание, я подобные у неё несколько раз за всё длительное время знакомства видел.
Глава 8
Глава 8
1504 год, июль, Рим
Не только Белль, но ещё и Бьянка. Только последняя, в отличие от моей очень давней, аж в двух мирах, подруги, просто пришла и держит в руке тубус с находящейся там картой уже не Пири-Рейсса, а… просто картой. Той самой, из константинопольских архивов многовековой давности, не раз нами использованной в собственных целях, но теперь оказавшейся, возможно, чем-то ещё большим, нежели просто «неуместный артефакт». Только с картой чуть после, первым делом надо узнать, почему Алиса-Изабелла сияет так, что аж жуть.
— Чем-то явно порадовать хочешь, Белль. Так давай, не тяни кота за хвост и прочие причиндалы.
— Сейчас, Чезаре. сейчас, — и улыбается этак коварно, а взгляд в сторону. Как раз туда, где находится деревянный продолговатый футляр. Содержимое же… Я не рентген, сквозь преграды смотреть не обучен. — Ватикан, редкости. Сразу приходят на ум разного рода святыни, но не обычные «нетленные кости», ясно что из себя представляющие, а нечто более серьёзное. Когда ты про особенное оружие со мной на фрегате разговор завёл, у меня кое-что в голове щёлкнуло, но тогда я до конца не поняла. Зато теперь… Оружие, понимаешь! Реликвия, особо важное и ценное.
— Ясно, копьё Лонгина притащила, — вздыхаю я, понимая, что именно находилось в том самом футляре. — Надеюсь, что не пустышка.
— Настолько не пустышка, что у меня чуть глаза на лоб не вылезли, — невольно передёрнулась Белль. — Стоило только рядом с этой штуковиной оказаться, вспомнить прежние ощущения, о которых мы с тобой тоже говорили, на том же самом корабле, и вот, накатило. Я руку протягиваю, хватаюсь, значит, за древко, и сразу понимаю — оно!
— Копьё как копьё, только с историей, — пожала плечами пока ничего не понимающая Бьянка. — Оно ещё при прошлом Папе, Иннокентии VIII в Риме находится. Паломники на него молятся, щедро монет отсыпают. А настоящее оно или нет… Даже если и так, что нам с него?
— А вот сама посмотри!
Произнеся это, Белль метнулась к футляру, раскрывая тот, тем самым давая нам рассмотреть копьё Лонгина, пусть и разделённое на две части. Увы, но часть древка была отломана, а уж почему не восстановили — бесы их ведают, «князей церкви». Мне, признаться, до недавнего времени и дела не было, равно как Бьянке, озвучившей свою позицию. Это только в Новом Свете, после беседы с таким же, как и мы с Белль, иномировым вселенцем в здешнее тело, кое-что стало совсем иначе восприниматься.