Дорога на Аннапурну

Москвина Марина Львовна

Но я найду, я думала тогда, лет десять тому назад, в точности как Скотт и Ричард. Я буду бежать рысью на север. Исхожу самые зловещие, дьявольские места на Земле буду мед заваривать в диких чащобах, научусь подражать его крику, стану звать, звать — вслух и про себя, во сне и наяву.

Потом выйду однажды из леса, наклонюсь воды попить из ручья и увижу снежного человека.

Скажу ему:

— Здравствуй, это я.

И он эхом ответит:

— А это я… Я… я…я…

И тогда я ему дам сахара и хлеба.

— Подожди, — сказал Лёня, случайно заметив, что я уезжаю с большим чемоданом. — Ты, конечно, найдешь его, я тебя знаю. Но

от сахара у него заболят зубы, от хлеба будет пучить живот. Его могут взять в армию в принудительном порядке, использовать в тяжелой промышленности, бросить восстанавливать сельское хозяйство…

— Это все равно, — говорит он, — что к нам бы пришел таракан: «О, наконец-то я вас нашел! Сколько лет я лазал по трубам!..» А нам-то что?

— Пусть все ищут и не находят друг друга! — воскликнул Леонид. — Только так можно сохранить жизнь на Земле!

Мы легли на дощатые гималайские кровати, покрытые жесткими матрацами, укрылись самыми суровыми одеялами, под которыми мы когда-либо спали, ощутили под головами каменные подушки, и я задула свечу.

Из-за фанерной перегородки сквозь щели просачивался свет от карманного фонаря Скотта и Ричарда и доносились их приглушенные голоса. Они что-то бормотали.

— Наверное, карту читают. Или молитву, — предположил Лёня.

Мы закрыли глаза и долго слушали сквозь стук дождя и порывы ветра осторожные шаги крупных редких реликтовых животных, тихо бредущих по Земле под покровом ночи.

11 глава

Здравствуй, камень, вот моя нога!

В пять утра Лёня вскочил и побежал снимать картину «Восход над Гималаями». Включил камеру, усадил Никодима на пенек и — из-за его спины полчаса наблюдал, как появляется над горами солнце, заливая пики и долины лимонным светом. Одновременно он запечатлевал гималайский рассвет на фотоаппарат «Зенит».

Лёня вообще набрал столько аппаратуры, не подумал, что будет тяжело идти, — «Зенит», «Никон», цифровой магнитофон, плюс еще видеокамера. Вот это все практически составляло у него пол багажа. Не считая простого карандаша и блокнотика, куда он записывал свои немногословные стихотворения.

В снегах Аннапурны Утренний свет из-за Мачапучхаре ударил в глаза

Никодим глядел вдаль, на снега Аннапурны, и трепетал. Как он пойдет туда — такой маленький, слабый, да и как пройти — непонятно, хотя у него в рюкзачке лежала свернутая в рулон карта Непала, предусмотрительно нарисованная Лёней перышком под увеличительным стеклом. Тысяча и одна опасность подстерегала его на этом пути. Пиявки для него как питоны одно неловкое движение — и можно сорваться в пропасть, орлы его могут унести, он может погибнуть! Но Никодим твердо решил дойти до самого снега и посвятить это путешествие своему товарищу — такому же тряпичному человеку Аркадию, которого я смастерила первым, шила его четыре месяца, но потеряла в Москве, в Центральном доме литераторов.

Лёня снимал и снимал, как поднимается солнце, записывал пенье птиц, поющих гимн утру, пока у него не сел аккумулятор.

А

надо сказать, хозяин лачуги, в которой мы ночевали, не сознавался, что здесь нет электрического света. Он объяснил туманно, что мы вчера ужинали при керосиновой лампе из-за грозы.

Лёня тоже надеялся на лучшее, на то, что «электрификация всей страны» не обошла высокие Гималаи и тут горит лампочка Ильича! Иначе без подзарядки аккумулятора нам пришлось бы тащить в гору тяжелую, но бесполезную видеоаппаратуру.

— Просто у нас во всем Аннапурново временно вырубили электричество, — успокаивал себя Лёня.

Мы потом в справочнике прочитали: был тут один из Японии, его прозвали «электрический японец». Он им во всем Аннапурново провел электричество! Но горные непальцы эту электростанцию как-то незаметно для себя разломали. Зачем им? Рис они готовят на огне, а вечером зажигают свечи.

Мы позавтракали опять белым рисом без всего и тронулись в путь. Сразу пошел крутой подъем, а потом очень долгий спуск по еще не высохшим от дождя камням. Камни мокрые, скользкие, я поскользнулась, упала и ударилась об острый каменный край. Даже не сразу нам стало понятно — могу ли я двигаться, как ни в чем не бывало?

Встаю, иду дальше, прихрамывая, а Леня:

— Если ты подвернешь или сломаешь ногу, сама будешь виновата, знаешь почему?

— Почему?

— Потому что ты думаешь не о том. И глазеешь по сторонам. Тут надо сосредоточенно идти и говорить каждому камню: «Здравствуй, камень. Вот моя нога»!

В самом деле, у нас на пути каждый камень достоин был и приветствия, и особой благодарности. Эту дорогу лет тридцать назад горные жители под верховодством англичан строили вручную, осторожно и уважительно, подчиняясь рельефу гор.

Она повторяет все изгибы и выступы склона, все его неровности. Иногда по прямой было бы в шесть раз короче, но никогда дорога не идет там, где короче, а только там, где легче.

И до того она гениально проложена, так заботливо: вот тебе большие высокие ступени, если ты исполин и шагаешь семимильными шагами. А если ты маленькая тетечка в красных клетчатых штанах и тебя занесла сюда нелегкая — пожалуйста, сбоку под правую ногу врыт в землю средний камешек, чтобы оттолкнуться. Каждый твой шаг предусмотрен дорогой, каждая непредвиденная опасность. Пороги ревущих водопадов, низвергающиеся с заоблачной вышины? Смело ступай на уложенные по длине шага круглые тяжелые валуны. Горная река, несущая свои снежные воды с высот Аннапурны? От одного берега до другого протянут пускай с виду неказистый, но крепкий и проверенный веками подвесной бамбуковый мост.

Еще кроме каменных спусков и подъемов была упоительная прямая тропа в каньоне, когда справа от тебя высится гора, а слева — фью-у! — обрыв, уносящийся в бесконечность. Невероятное ощущение, когда ты стопой сквозь подошвы чувствуешь, какая живая тут земля.

Дорога это верное дело, то, на что можно положиться. А стоит тебе засомневаться — туда идти или куда? Если две дорожки расходятся? Пожалуйста, указатель: «ЛАНДРУНГ». И стрелочка.

Мы с Лёней шагаем по этой стрелочке, видим — бунгало, а из него нам навстречу выходит гурунг. Это такая горная народность, живущая на южных склонах Аннапурны. Он пожимает Лёне руку, важно затевает беседу: