Дорога на Мачу-Пикчу
Шрифт:
Пока варилась картошка, закусывали солеными грибками и той снедью, что мы с Николаем набрали в магазине. За столом сидели при свете старой лампе, в спертом воздухе висел запах керосина. Фитиль коптил, сняв стеклянный колпак, Колька подровнял его большими портновскими ножницами. По случаю праздника Тимофевна достала из погреба шмат сала.
— Что ж ты масла-то, ирод, не привез, — ругала она сына, но совершенно беззлобно, — ведь не допросишься! Жди теперь, когда следующий раз заявишься…
— Забыл, мать, из головы вылетело! — гудел
В доме матери он приосанился и вел себя хозяином. Когда только еще садились за стол, старуха немного конфузилась, посматривала исподтишка то на меня, то на сына, но выпив рюмку водки почувствовала себя свободнее. Водянистые глаза ее ожили, морщинистое лицо разгладилось. За версту было видно, что в своем Николаше она души не чает, то капустки квашеной ему подложит, то тарелочку с крупно нарезанной колбасой пододвинет поближе.
— Зря ты, Глеб, сюды приехал! — говорил между тем Колька, солидно отодвигаясь от стола. — Мы люди тутошние, привычные, нам все нипочем, тебе-то что здесь понадобилось? Да нет, ты чего плохого не подумай, мы с маманей тебе рады, — дотронулся доверительно до моего плеча, — а все одно непонятно…
Взял степенно в руку бутылку и разлил по граненым стопкам водку. Подчеркнуто аккуратно вернул ее на место, будто хотел сказать, что вопрос задан не праздный и на него желательно получить обстоятельный ответ.
Надо было что-то решать. Без помощи местных не обойтись, прикидывал я, притворяясь, что поглощен разминанием подоспевшей картошки, но и вдаваться в подробности дела желания, по известным причинам, у меня не было. Если самому не удастся найти завещанный дядей дом, придется ехать в сельсовет, а это привлекающая к себе внимание суета, ее хотелось бы избежать. Лучше уж поговорить с Колькой, он, как никто другой, должен быть в теме.
— Давай-ка перед горячим! — предложил я, поднимая стопку и чокаясь с хозяевами. Выпил, крякнул, закусил по классике соленым огурчиком. — Чего приехал, говоришь?.. Есть одно маленькое дельце… — навернул не спеша картошки, приправив ее подсолнечным маслом. — Был у меня дядя, старикан добрый, тихий, да вот недавно взял и отдал Богу душу. Оставил мне домишко с землей соток двадцать… — я, как бы невзначай, глянул Николаю в глаза. — Хочу взглянуть на свои новые владения…
— Так может помянем дядю-то? — понял меня по своему Колька. — Сам говоришь, мужик был стоящий…
Эх, знал бы старик, как близко к сердцу примет его кончину простой народ, даже этот железный человек прослезился бы! И только помянув и обменявшись с матерью каким-то странным взглядом, Николай продолжал:
— Ну и где же это твой дом находится?
— Где?.. Сам хотел бы знать! — пожал я плечами. — В документе на собственность указана ваша деревня…
Услышав такое, Колька, словно желая протрезветь, с силой помотал головой. Тимофевна, подстать сыну, смотрела на меня недоверчиво:
— Нету у нас тут ни садовых участков, ни дач и никогда не было!
Сын, как и полагается мужчине, был в своем мнении более категоричен:
— Хрень, Глеб, несешь, пургу! Те, кто приезжают на лето, все местные, а других в наших краях не водится. Не хочешь сказать, так и не говори, а вешать нам на уши лапшу негоже!
Столь резкая отповедь меня озадачила. К сказанному я ничего добавить не мог, а бумаги с собой не взял, да и помощи от них сейчас никакой бы не было.
Увидев на моем вытянувшемся лице отзвуки разочарования, Тимофевна пошла на попятную, запричитала:
— Что ж ты, голубь мой, так опечалился, найдется твой дом, не иголка в стоге сена! Аль жить тебе негде? Аль красавца такого жена выгнала? Имущество не ихнее, глядишь, записали не туда, у нас это раз плюнуть…
Колька тоже сменил гнев на милость и забухтел примирительно:
— Сам-то бумагу видел или кто на словах сказал?..
— В том-то и дело, что в руках держал! — отрезал я, ставя таким образом своих собутыльников перед фактом.
Опечалился?.. Нет, Тимофевна, тут не печаль, тут куда как хуже! Впрочем, что касается жены, то близко к тексту, хотя с красавцем — спасибо тебе на добром слове — немного погорячилась. Хреново все выходит, если даже местные ничего о моем наследстве не слышали. Тут и сельсовет не поможет, придется тащиться в районный центр, а то и в областной, и выяснять там. Без бумаг со мной никто разговаривать не будет — они и с бумагами-то не разговаривают — значит опять давать взятки и при этом еще упрашивать. Вечная наша российская тягомотина, а время уходит!
Николай, добрая душа, пододвинул ко мне налитую до краев граненую стопку:
— Выпей, Глебань, взбодрись! Раз документик справный, то и дом найдется. Только учти, цена ему в базарный день ломаный грош, так что стоит ли искать? Стоял бы в городе, можно было бы продать, а в нашем захолустье кто его купит? Вон, племянники Захара на том краю деревни, — повернулся он к матери, — бобыля, что с тобой хороводился, третий год объяву в газету дают…
— Скажешь тоже: «хороводился»! — передразнила сына Тимофевна и нахмурилась: — Слышь, Кольк, а не продала ли евоному дяде свою хибару Зеленцова?.. Хотя нет, нонешним летом к ней родственнички наезжали, цельный табор…
Перепутать невозможно, соображал я, слушая вполуха их разговор, в свидетельстве на дом черным по белому стояло: деревня Соловьиха. Я тогда еще подумал, что никогда раньше названия такого не слышал. И район совпадает, и область. Нет, никакой ошибки здесь нет. Тем временем Колька с матерью закончили перебирать односельчан и все без результата. Старуха даже пригорюнилась, подперла морщинистую щеку кулаком, как вдруг оживилась:
— А помнишь, летошним годом ты привозил из района землемеров?..