Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)
Шрифт:
Началось с того, что во время хождения 1-го стрелкового взвода лейтенанта Зипунова в городскую баню боец Ямкин самовольно отправился навестить свою семью, жившую неподалеку. Боец был наказан. Случай этот попал в дивизионную газету. На роту легло пятно.
Вскоре после этого ефрейтор Нонин, посланный на краткосрочные стрелково-пулеметные курсы в дивизию, был в тот же день отчислен и отправлен обратно в роту. На встрече курсантов с начальником политотдела он вступил с полковником в пререкания из-за даты Ледового побоища, устроенного Александром Невским ливонским рыцарям.
Если бы на этих мелочах и остановилась вереница неприятностей, посыпавшихся на 2-ю роту, не о чем было бы и говорить! К сожалению, все это были только "цветочки". Потом грянула настоящая беда.
Четыре бойца из 2-го взвода, несмотря на неоднократные разъяснения начхима дивизии, врачей и непосредственных командиров, выпили жидкость из коробок своих противогазов. Думали, если пропустят ее через фильтр - марлю с ватой, - вся вредность отфильтруется... Но не тут-то было. Троих с трудом откачали в медсанбате дивизии. Четвертый ослеп.
Случай этот попал в приказ по фронту. Там говорилось, что данный факт является прямым результатом ослабления в роте политико-воспитательной работы.
Замполит, лейтенант Степанов, был подавлен случившимся. Он знал, что серьезные неприятности последуют в первую очередь для него. Спрашивать с командира роты было еще рано. Капитан Зуев был человек новый. К тому же перед самым назначением сюда он был награжден орденом Отечественной войны I степени за умелое командование ротой в другом полку дивизии.
Беда, как известно, не ходит в одиночку. На другой день после ознакомления командного состава полка с грозным приказом фронта - снова ЧП. Возвращавшаяся из тыла противника дивизионная разведка обнаружила в боевом охранении роты спящего часового. Замполит Степанов, и без того находившийся в смятенном состоянии духа, растерялся окончательно. Он не нашел ничего лучшего, как умолчать в политдонесении об этом факте. Тем самым он усугубил свое положение. В политотделе дивизии было принято решение отстранить его от должности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Бойцы роты тотчас узнали об этом по "солдатскому телефону".
В окопах, в землянках, возле полевой кухни пошли разговоры. Жалели старшего лейтенанта Степанова. Не вредный, мол, был человек, грамотный. Интересно разъяснял международную политику и о положении на фронтах хорошо рассказывал.
Замполита, который должен был прийти на смену прежнему, заранее невзлюбили. Само собой разумелось, что пришлют такого, который себя где-то уже зарекомендовал в умении "довернуть гайку".
Так, собственно, и должно было произойти.
После снятия замполита Степанова начальник политотдела, полковник Хворостин, собрал своих политработников, в том числе прибывших из политрезерва фронта после излечения в госпиталях. Рассказав о подразделении, в котором произошло подряд несколько ЧП, полковник заключил:
– "Трудная" рота. Политотдел должен направить туда крепкого политработника. Такого, который сумеет помочь командованию навести в роте образцовый порядок. Есть ли среди присутствующих
Воцарилось молчание. Полковник Хворостин подождал с минуту, обводя собравшихся взглядом.
– Ну, что ж, - начал он.
– Если нет...
Тут решительно поднялся офицер - высокий, худощавый, с тонким, как нож, носом.
– Старший лейтенант Щербачев, - сказал он.
– Прошу меня назначить к этим архаровцам. Надо будет - рука не дрогнет! Возьму в ежовые. И в бараний скручу. Опыт работы с "трудными" у меня имеется.
Не успел он окончить, как со своего стула поднялся немолодой старший лейтенант - из тех, что прибыли из резерва фронта. До этой минуты он спокойно клевал носом.
– Старший лейтенант Шнитов, - доложил он.
– Я тоже выражаю согласие пойти замполитом в ту роту.
Перед собравшимися, которые сидели в несколько рядов и вокруг стен в большой светлой комнате, стояли теперь два совсем разных человека. Один худощавый, насупленный. Другой - полноватый, улыбающийся. Этот контраст вызвал у присутствующих улыбку. Заулыбался и полковник Хворостин, стоявший у стола. Не улыбался только старший лейтенант Щербачев. С нескрываемым презрением посмотрел он на своего конкурента. "Откуда ты такой выискался?" - выражал его взгляд.
– Какие у вас основания думать, что вы справитесь с такой трудной задачей?
– спросил полковник старшего лейтенанта Шнитова.
– Оснований у меня не так много, как у товарища Щербачева, - ответил тот.
– В ежовые рукавицы брать не умею. В бараньи рога скручивать тем более не способен. И образование у меня не бог весть какое - четыре класса школы, да вот курсы политруков прошел на Ленинградском фронте.
– Заметив, что его слушают внимательно, Шнитов добавил: - Учиться много не пришлось. Работал на заводе. Самообразованием, правда, занимаюсь постоянно.
С мест послышались вопросы:
– С какого года в партии? Где вступали?
– С двадцатого. На Южном фронте.
– А как вы собираетесь добиться авторитета у личного состава, спросил полковник Хворостин, - если у вас нет ни строгости, ни образования?
Старший лейтенант Шнитов пожал плечами, что должно было означать: "Ясно как..."
– Исключительно только правдивым словом и хорошим к людям отношением. Больше у меня в запасе ничего нет. Признаюсь открыто.
При этих словах старший лейтенант Щербачев презрительно хмыкнул. По рядам прошел сдержанный шумок.
Полковник Хворостин посмотрел на стоявших в разных концах помещения кандидатов на должность замполита "трудной" роты, помолчал, а потом сказал:
– Все свободны, товарищи. Надо подумать.
Через день приказ о назначении в "трудную" роту был вручен старшему лейтенанту Шнитову.
* * *
Рассказав бойцам об обстоятельствах своего назначения, старший лейтенант Шнитов подчеркнул, что он, вообще-то, и не собирался проситься в роту.
– Хотелось, учитывая и возраст, и ранение недавнее, при политотделе остаться инструктором... К бумагам поближе.