Дорога оружия (сборник)
Шрифт:
Пустыня снова сменила цвет. Под луной она стала серебристой. Слежавшийся слой ила блестел, как зеркало. Тени на этом фоне казались особенно темными, черней черного. Лучи прожекторов с башни скользили по чернильным и серебристым пятнам, которыми покрылась пустыня, очертания теней и световых участков менялись, все вокруг дрожало и лилось. В изменчивом черно-серебристом узоре скользил неугомонный дикарь, и тень плясала под его ногами, гибкая, ловкая.
Аршак прошелся вокруг застывшего конвоя, вынырнул из тени башни, бросил на песок одеяло и улегся. Когда ученик пробегал мимо, старик что-то коротко буркнул. Уголек резко, будто его
Луна медленно ползла по темному небу, пел ветер, крики на Корабле пошли на убыль – должно быть, игры на Арене закончились. Йоле хотелось встать, размяться, пройтись вокруг сендера, но было страшновато, старый Аршак все же напугал ее своими словами. «Пустыня заберет» – это еще хуже, чем если бы проводник точно назвал опасность. А когда не знаешь, чего ждать, – совсем плохо. Слишком уж непохожей оказалась Донная пустыня на харьковские подземелья, в которых прошла Йолина жизнь. Здесь прежний опыт никак не годился. В этом краю было чересчур просторно и пусто.
Время тянулось и тянулось, зыбкое сочетание серебристого и черного плыло и дробилось по мере того, как на башне вертели прожектор. Йоля начала клевать носом. Когда она держалась уже из последних сил, Мажуга, не сдвигая кепку с глаз, буркнул:
– Всё, теперь я постерегу, отдыхай.
Йоля встрепенулась. Надо же, рассвет забрезжил серой полосой над горизонтом, и лучи прожектора померкли, и Корабль посреди Соленого озера не так ярко освещен. Ночь прошла… а сон вдруг схлынул, как рукой сняло. Она захлопала глазами, оглядываясь.
– Вина выпей, – посоветовал Мажуга, – теперь можно.
Несколько глотков арбузного вина помогли – глаза стали слипаться… Засыпая, Йоля услышала, как Игнаш бурчит себе под нос:
– Странное чувство, заноза. Слишком тихо, как перед бурей. Будто в последний раз такая тишина.
Потом ей снились небо, пустыня и оружие. В небе проплывали чудовища, и между ними и Йолей не было ничего, кроме оружия. А для чего еще оно нужно? Только для того чтобы стоять между человеком и чудовищами. Чтобы отделять одних от других, чтобы хранить людей от чудовищ. Больше незачем. Но знает ли об этом оружие? Или у него собственное мнение на этот счет?..
Проснулась Йоля от шума – перекликались харьковчане. Механик жаловался, что ходовую перебирать надо, смазка загустела, песок набился. Другой ругал жару, третий рассуждал, что надо бы хоть разок бои на Арене поглядеть, очень уж любопытно… Йоля потянулась, скинула плащ. С шуршанием посыпался песок – за ночь ветром нанесло. Пришло ощущение жажды, во рту пересохло. Потом возник запах, сладкий, чуть приторный. Она открыла глаза – перед носом покачивался кусок арбуза, срезанная верхушка, мякоть как бы подтаявшая, спелая, сок собрался лужицей. В серединку воткнут нож.
Арбуз ей протягивал Мажуга:
– Давай-ка лопай. Сейчас поедем.
– Куда?
– К Кораблю. Самоха с собой меня позвал, на переговоры с местными. Ну а тебя я здесь не оставлю, покатим на двух сендерах.
И
Вскоре они уже катили к Кораблю. Впереди сендер с двумя автоматчиками и Аршаком, туда же уселся Самоха, за ними – Игнаш с Йолей, а замыкала мотоциклетка. Иловая пыль летела из-под колес, Корабль вставал над горизонтом, приподнимался и разворачивался по мере приближения. Вот уже можно различить обводы корпуса, необычайно широкую верхнюю палубу, далеко выдвинутую за корму, подвешенные к бортам домики, плетенные из серых побегов, под ними – наросты местных пустынных паразитов, живущих за счет испарений Соленого озера, которые росой оседают по утрам на ржавеющих бортах гиганта. По поверхности воды протянуты мостки, ведут к плотам, на плотах – хижины с островерхими кровлями, лодки покачиваются на плоских волнах. Плавучий поселок окружает Корабль с трех сторон, а там, где берег ближе всего подбирается к борту, устроен въезд в чрево Корабля.
Подъехали и остановились у кромки воды. Йоля задрала голову, рассматривая громадину – покрытые пятнами ржавчины и гроздьями пустынных кораллов борта, узкие оконца, прорезанные в толстом металле; над верхней кромкой, невероятно высоко, так, что приходится даже назад откинуться, чтобы разглядеть, торчат головы и стволы ружей. Пока она пялилась вверх, Самоха выбрался из сендера и подошел к мосткам, ведущим к воротам. Ворота – тяжеленный стальной лист на колесах. Сейчас его задвинули, перекрыв проход. Над листом остался просвет, оттуда наблюдают несколько человек, головы видны.
– Эй! – крикнул Самоха, махая рукой. – На Корабле! Открывайте, что ли? Мы поговорить приехали!
Головы над воротами переглянулись.
– Ты ж с Харькова? – осведомилась одна. – А то вон, посередь пустыни, колонна карательна? Али вы каратели? Или чё?
– Мож, карать кого хотите? – с ухмылкой спросила другая голова. – Так энто вы ошиблись, кудысь не туды заехали.
Йоля, скосив глаза, заметила, что Игнаш положил ладонь на рукоять кольта и сдвинул кобуру поудобней. Она только теперь сообразила, что момент наступает очень решительный. Вон чего Самоха с утра такой кислый был… Ну да, конечно: с точки зрения оружейных цехов Харькова, Арсенал на Корабле – незаконный рынок, вроде того, на ферме, который они разгромили. А тут попробуй-ка повоюй, вон какая громадина этот Корабль, да и на озере люди живут, тоже небось с корабельными заодно, они ж от рынка и Арены кормятся.
Самоха выбрался из сендера, подошел к краю воды.
– Нет, мы говорить с вашими старшими хотим. Договор заключить! Мы оружие делаем, вы продаете. Мы там, вы тут, нам сговориться можно, чтобы всем хорошо!
Головы в щели над воротами опять переглянулись.
– Чего не отвечаете? – снова завел Самоха. – Дайте дорогу, мы к вам въедем, нас тут совсем мало, гляди!
– Да вас и там мало, – ответили с Корабля.
– Потому что мы говорить приехали, добром то есть дела сладить!