Дорога Отчаяния
Шрифт:
— Поезд, старина, мир разучился воспринимать чудеса! — вскричал Адам Блэк. Он, не скупясь, налил себе еще бренди и встал в центре своего некогда роскошного, а ныне облезлого вагона, и воздел бокал, чтобы произнести полный иронии тост. — Мир устал от чатокв и образовательных экстраваганц, друг мой! Чем же теперь заняться Адаму Блеку?
— Если мне дозволено высказать свое мнение — может быть, ему следует объединить свои ресурсы с таковыми Имам–бея и его Стеклянного Цирка?
Адам Блэк швырнул бокал в стену.
— С этим шарлатаном?
— Тем не менее я настаиваю, что Имам единственный владелец театра чудес в этом полушарии. — Голос поезда был спокоен и терпелив настолько, что его было почти невозможно выносить.
— Ты можешь настаивать на чем угодно. Адам Блэк не поедет по одной дороге с Имам–беем.
Тремя днями позже локомотив и три вагона отчалили от грузовой станции Ахуаллпа и выкатили на главную южную восьмиколейную линию. Великая Южная Линия в этот день гудела от подвижных составов и локомотивов величайших железнодорожных компаний мира: Вифлеем Арес, Великий Юг, Великий Восток, Великая Долина, Аргир Экспресс, Трансполярис Транспорт, Ллангонедд и Северо–Восток, Транс–Бореалис, и среди всего этого сверкающего великолепия нелепым тараканом семенила потрепанная и потасканная Странствующая Чатоква и Образовательная Экстраваганца Адама Блэка. Адам Блэк в штабном вагоне психовал и швырялся предметами.
Бабах.
— Немедленно развернись.
— Тебе известно не хуже меня, что это физически невозможно. — Голос поезда был моделью невозмутимости, построенной на массиве из двухсот точек.
Трах–тарарах.
— Не смешно. Ты знаешь, что я имею в виду. Я запрещаю тебе двигаться в направлении Бейбада, я запрещаю тебе приближаться к Имам–бею. Вагон трясся и прыгал, поезд набирал ход. Адама Блэка серьезно тревожило состояние токамаков. Прошло очень много времени с тех пор, как он мог позволить себе техобслуживание.
— Могу я прояснить один малосущественный момент? — сказал поезд. — Ты — пассажир. В Бейбад я везу не тебя. Я везу себя. Я уверен, что Имам–бей найдет для уникального компьютеризованного мыслящего поезда достойное место в Стеклянном Цирке.
— Неблагодарное чадо! — взревел Адам Блэк. Трах–тарарах бабах — бутылка бренди из Белладонны встретилась с глазом–камерой. — Предать того, кто создал тебя, подарил тебе жизнь и сознание!
— Только не надо мелодрам, — сказал поезд, а Адам Блэк почуял за идеальной дикцией оттенок угрозы. — И я, конечно же, не сын тебе.
— Это мы еще посмотрим, — завопил Адам Блэк. Он прокатился по мотающемуся туда–сюда вагону и отпер надежный металлический сейф. Он извлек из него шлем, украшенный перистыми антеннами.
— Не советую использовать эту кибершляпу, — сказал поезд, и на сей раз угроза различалась безошибочно.
— Ах, ты не советуешь? — сказал Адам Блэк. Отчаянно стараясь сохранить равновесие, он водрузил
— Нет, — сказал поезд.
— Повернешь.
— Нет. Я изменил полярность, поэтому ты не…
Адам Блэк сжал пальцами виски. В одно мгновение его чувства номер один, два, три, четыре, пять, шесть отключились. Он весь обратился в галлюцинацию: он пер против раскаленного ветра, раскаленное до звездных температур пламя пылало в его желудке, не знающие усталости ноги, не знающие усталости руки, стена из мощного камня.
— Так–так–так, поезд сопротивляется. — Он собрал всю ментальную силу и обрушил таран воображения на каменную стену. Стена, оказавшаяся не прочнее промокашки, разлетелась в клочья, и Адам Блэк рухнул в бездну предсознательного.
— Измененная полярность, измененная полярность, измененная полярность. — Эти слова кружили над ним как кондоры, пока он падал. Он чувствовал, что его тело трансформируется — растет, расширяется, приобретает новые фактуры и поверхности, новые жесткие грани, новые энергетические каналы.
— Нет! — взвыл Адам Блэк, когда его сознание влилось в металл, и в масло, и в раскаленный пар локомотива. — Нет нет нет нет нет нет нет нетнетнет нееееееее, — подобно поезду, выбрасывающему пар, отрицание избавилось от слов и стало свистом, свистящим паром, стелющимся над рисовыми чеками Великого Окса.
В штабном вагоне тело Адама Блэка билось в смертной судороге, пока сквозь него струились токи напряжением в миллион вольт, ибо компьютерная личность поезда была слишком могуча для нежных синапсов мозга Адама Блэка, и они сгорели один за одним, треснули, взорвались, задымились и распались. Глазные яблоки Адама Блэка мгновенно выгорели, превратившись в дым, выбежавший из пустых глазниц и открытого рта. Разжиженный мозг хлынул через глазницы на колени, как суп с клецками, а поезд издал отчаянный вопль, осознав что он мертв мертв мертв, и что Адам Блэк, его земной отец, ныне заперт в стальном теле локомотива класса 27 «Великий Юг».
46
А теперь послушайте-ка, что расскажу.
Жил да был один человек. И дверь в его доме была окрашена в цвет навоза. Цвет навоза ему не слишком-то нравился. Он казался ему каким-то невыразительным и блеклым. Но в этом городе каждая дверь в каждом доме на каждой улице была этого самого цвета, и перекрасить дверь означало привлечь внимание тех, кому он, наоборот, нравился. Каждое утро он закрывал за собой дверь цвета навоза и отправлялся на работу, от свистка до свистка управлял там краном, разливающим расплав, а затем шел домой, отпирал дверь цвета навоза и каждый вечер его был отравлен навеваемым этим цветом унынием. Каждый день он открывал и закрывал дверь цвета навоза и чувствовал себя все более и более несчастным, ибо дверь цвета навоза превращалась уже во вселенский символ уныния, монотонности и бесцветности его собственной жизни.