Дорога в 1000 ли
Шрифт:
Куропаткин задумался. Нужна была масса исходных данных, начиная с оценки потенциальных противников, что сделать весьма непросто, поскольку постоянно менялось количество повстанцев и переходящих на их сторону правительственных войск; от командующих Приамурского и Иркутского военных округов следовало получить полные данные о состоянии подведомственных им войск, чтобы оценить возможность их участия в интервенции; Министерство путей сообщения должно представить сведения о состоянии железной дороги от Урала до Иркутска и от Байкала до границы Маньчжурии и пропускную способность дороги и прочая, и прочая…
Император
– Что ж вы молчите, господин военный министр? – окатил император своего верноподданного ледяной волной. – Я спрашиваю: сколько вам нужно дней для подготовки плана?
– Не меньше трёх недель, ваше величество, – с трудом выговорил Куропаткин.
Николай Александрович с удивлением взглянул на него, сказал с сарказмом:
– Видимо, ваше министерство работает с такой же скоростью, с какой вы думали над моим вопросом… – И оборвал сам себя: – Даю десять дней, а пока подготовьте приказ командующим Приамурского и Иркутского военных округов и Квантунской области о немедленном введении войск в Северо-Восточный Китай. Следует очистить его от всяческих боксёров и дезертиров, предавших империю.
Гневная патетика, возвысившая последние слова самодержца, была воспринята военным министром как ослабление личного недовольства, и он осмелился спросить:
– Вы полагаете, ваше величество, что Декларация императрицы Цыси об объявлении войны вынужденная, принята под давлением предателей?
– Я полагаю, что Россия может действовать в соответствии с секретным соглашением и прийти на помощь правительству Цинской империи. И надо спасать КВЖД. Иначе не видать вам Желтороссии.
– Не могу с вами не согласиться, – радостно кивнул военный министр.
13
Станцию Янтунтунь поезд Вагранова и Саяпина прошёл без остановки. Она была пуста – ни русских железнодорожников и строителей, ни боксёров, ни китайских солдат, ни человека из местных. Словно какой-то неведомый ураган вымел людей без остатка, не повредив при этом постройки и пути.
– Вот бы так до Сунгари, – мечтательно сказал Иван подхорунжему Трофимову.
Он лежал на войлочном потнике, обнажённый по пояс – загорал под яростным китайским солнцем. Патронная лента была проверена, заправлена в приёмник, делать нечего – почему бы не понежиться?
Трофимов по-прежнему сидел на седле за пулемётом, в полном снаряжении, нещадно потел, но не сдавался, внимательно следил за окрестностями.
– Не накаркай, – угрюмо отозвался он, посасывая трубку. – До Сунгари ещё вёрст триста с гаком, всю жопу отсидишь.
Леса тут было меньше, поезд всё чаще вырывался на открытое пространство, обзор увеличивался. Это и радовало и пугало одновременно. Радовало, что у противника уменьшались возможности устраивать засады с перекрытием пути, а пугало то, что поезд становился виден издалека. «Как таракан на стене», – говорил
Почему Янтунтунь оказался целым, осталось загадкой. Может быть, служащие КВЖД образцово провели эвакуацию, а боксёры ещё сюда не добрались, но, возможно, была другая причина – ни Василий Вагранов, ни тем более Фёдор Саяпин особо не задумывались. Их заботило другое: что ждёт на следующей станции – Сяохаоцзы?
– Надо было остановиться, – Фёдор проводил взглядом уползавшее одноэтажное здание вокзала с навесом над пассажирской платформой. – Вдруг тут есть связь с Сунгари?
– Не думаю, – возразил Василий. – Я как начальник станции при эвакуации обязательно вывез бы телеграфные аппараты и телефоны. Это – имущество первой степени ценности. Наравне с кассой.
– Чё ж, – вздохнул Фёдор, – остановимся на перегоне, где есть лес, и снова вышлем разведку. Заодно запасёмся дровами.
– И водой, – добавил Василий. – Речушек тут полно. В проекте дороги запланировано почти полторы тысячи мостов. На каком-нибудь и остановимся.
На станции Сяохаоцзы царила суматоха. Сюда пришло известие о страшной ночи в Пекине, захваченном боксёрами, ночи с 23 на 24 июня. Подстёгнутые объявлением войны всем великим державам, откусывающим ломтики Поднебесной империи, боксёры и войска – теперь уже наравне, поскольку боксёры приняли правительственный статус – устроили поголовную резню христиан, настолько кровавую, что какой-то острословец назвал её Варфоломеевской ночью Пекина. В добавление к этому кто-то пустил слух, что по железной дороге до Сунгари не добраться, поскольку на некоторых участках повстанцы разрушили пути. На станции были паровозы и вагоны, но они одномоментно стали бесполезны. Железнодорожные и строительные служащие и рабочие, со страхом и ужасом ожидавшие прихода необузданной многотысячной толпы, заметались в поисках надёжного пути бегства. Охранная стража и малочисленные команды русских солдат, месяц назад присланные сюда из Квантунской области, с трудом пытались навести хоть видимость порядка. Тем временем начальство искало в городе лошадей и повозки, чтобы сформировать обоз и двигаться вдоль дороги.
Прибытие поезда со стороны Цицикара добавило нервозности, потому что многие отнеслись к приехавшим как к конкурентам на места в обозе. Правда, пошумели и отстали – своих забот хватало. Узнав, что поезд дальше не пойдёт, Фёдор собрался вести свою полусотню конным ходом отдельно от гражданских, но Василий Вагранов попросил не бросать его людей на произвол судьбы, а сформировать конный караван.
– Не могу, Василий Иваныч, – начал отказываться Саяпин. – Мне уже давно надо быть в Сунгари, явиться под начало генерала Гернгросса. А с караваном мы сколь кандыбать будем!
– Вас всё равно пошлют в помощь на такую же станцию.
– Куда пошлют, туда и пойдём – такая наша служба.
Они по-прежнему находились в тесной будке машиниста, разговор шёл лицом к лицу, и со стороны они, хмурые и нахохленные, походили на двух котов, выясняющих отношения. Сидевший на поленьях у выхода на тендер Илька живо представил себе эту картинку и хихикнул. Спорившие разом глянули на него: не ко времени веселье – и продолжили разговор. Препирались ещё несколько минут, а потом Вагранов пустил в ход последний довод.