Дорога в декабре
Шрифт:
— А где второй?
— В коридор я вынес, — говорит Саня.
Неправильные конструкции произносимого Саней с трудом перемалываются у меня в голове.
— Ему… изуродовало его. Невозможно видеть, — говорит Саня.
Кто-то в углу продолжает стрелять одиночными. Очень редко, словно по мишеням.
— Это в голове шумит? — спрашиваю.
— Это ливень льет… Весь овраг залило… Наводнение будет, наверное.
— Где мой автомат?
С закрытыми глазами застегиваю разгрузку. Еще раз вытираю ладонь о штанину. Вытаскиваю из кармана разгрузки пачку сигарет. Извлекаю
Еще раз оглядываю комнату, стены… труп… белые облупленные двери, они заперты. В крови, прилипшие, лежат россыпи гильз. Медленно, с усилием снимаю автомат с предохранителя.
Кто-то стреляет в углу одиночными, черная шапочка до самых бровей, небритая скула, никак не различу, кто это. Стреляющий дергается, я вижу, как рвется материя на его колене, но почему на колене? Он падает назад, тут же поднимается, хватая себя за ногу, но его толкает в плечо, в бок, его расстреливают…
Кто-то ломится в дверь, пиная по ней, никак не догадываясь, что она открывается в сторону коридора. И стреляет сквозь дверь.
Я выворачиваю автомат в сторону двери, я валюсь вместе с автоматом на пол, ничего не понимая, ни о чем не думая, просто стреляя по дверям, за которыми…
Двери дергает, летят щепки. По ним стреляют с обеих сторон, мы и кто-то с той стороны.
Совершенно глухой, я чувствую теменем, как звучит автомат над моей головой, Санькин автомат.
Одна из створок изуродованной двери открывается и зависает на изуродованных пружинах в полуоткрытом состоянии…
«Сейчас гранату бросят! Сейчас к нам бросят гранату!»
Вывернувшись из-под Саниного автомата, ни на мгновенье не переставая стрелять, я бегу вдоль стены к дверям, у дверей хватаю себя за карман разгрузки, где должна лежать граната, но ее там нет, нет ее там, нет…
Я пинаю дверь, по наитию поворачивая налево, а не направо. Если стрелявший в дверь стоит справа, он сейчас выстрелит мне в спину. Он стоит слева, с гранатой в руке. Если он, человек с черной бородой, вскидывающий в мою сторону автомат левой рукой, уже выдернул кольцо гранаты, которую зажал в правой, она сейчас взорвется. Я стреляю ему в живот, заполняя живое человеческое тело свинчаткой. Он падает, я вижу в комьях грязи берцы, их подошвы, и гранату, покатившуюся по коридору, и еще одного бородатого человека, выпрыгивающего из соседней комнаты.
Делаю шаг, другой шаг назад, в кабинет, и то место в коридоре, где я только что стоял, простреливается, изничтожается.
Щелкает спусковой механизм — рожок моего автомата пуст.
Я слышу шаги, он идет к нам, стреляя. Бежит к нам. Отсоединяю рожок, он падает на пол, подпрыгивая. Тянусь к запасным рожкам — они в заднем кармане разгрузки, тянусь и знаю, что не успею, что сейчас человек вбежит — и все прекратится.
Саня суетным шальным движением кидает гранату
Человек, бегущий к нам, на долю секунды появляется в проеме дверей, поворачивая автомат в нашу сторону, на Саню, на меня, истошно нажимающего на безжизненный, холостой, вялый спусковой крючок автомата. За спиной пытающегося убить нас с жутким звуком, похожим на скрип открываемой двери, взрывается граната, и он исчезает, уже, наверное, мертвый, с растерзанной спиной.
Тяжелый дух взрыва касается лица. Я жив.
Я сижу, неосознанно присел, когда понял, что не успеваю присоединить рожки, колени дали слабину. Может, это меня и спасло — кажется, бежавший к нам успел засадить в комнату очередь, но она прошла над моей головой. И над Саниной — оборачиваясь, я вижу, что он тоже сидит на корточках.
Поднимаю свои рожки, два, перевязанные синей изолентой, и вижу, что один из них полон. Не нужно было бросать рожки, надо было всего лишь перевернуть их. Меня могли убить из-за этой глупой ошибки. И Скворца…
— Саня, надо уходить, — говорю я и встаю.
— Погоди… — Саня бежит к нашему парню, лежащему в углу.
Выглядываю в коридор. В школе слышна пальба, но неясно — внутри здания идет бойня или еще нет. Откуда взялись эти, убитые нами, люди? Не вдвоем же они пробрались…
— Саня! — кричу я. — Ну что там? Что с ним?
Саня теребит лежащего, трогает его шею, веки.
— Пойдем! Мы вернемся! — я не уверен в том, что говорю правду. — Саня!
Скворец нехотя встает, хватает с пола тряпье, кидает на лежащего, прикрывает его.
— Только до «почивальни» добежим и вернемся! — обещаю я.
— Ты смотришь налево, я направо, — говорю в коридоре.
Ощетинившись стволами в разные стороны, бежим по коридору. В голове дурно ухает. Саня крутит башкой, я тупо смотрю в комнаты, расположенные справа. Где-то здесь был Монах с напарником, еще несколько ребят — в другой стороне коридора. За поворотом коридора — «почивальня».
«Надо было запросить по рации “почивальню”… а то прибежим сейчас…»
«Вроде здесь Монах», — думаю, чуть приостанавливаясь у закрытых дверей.
— Егор! — кричит Саня, увидев что-то.
Неведомым органом, быть может, затылочной костью догадываюсь о том, что нужно сделать. Делая бешеные прыжки, мы мчим к повороту коридора, натыкаемся друг на друга, падаем, рискуя сломать ноги, но уже за поворотом. Вслед нам стреляют с другого конца коридора длинными очередями.
— Монах! — ору.
Не рискуя высунуться и боясь стрелять — вдруг из комнаты выбегут в коридор свои, — кричу:
— Монах! Чеченцы в коридоре! Монах! Серега!
Выдергиваю из кармашка рацию, приближаю ее к губам, но не помню позывного Монаха.
— Монах! — кричу я в рацию. — Всем, кто меня слышит! В школе чеченцы! На втором этаже!
Саня показывает мне гранату, молча вопрошая: «Кинуть?»
Киваю, не в состоянии ничего решить, быть может, руководимый только ужасом.
Саня с силой кидает гранату, мы слышим, как она падает и тут же взрывается. Кажется, кто-то кричит.