Дорога в Омаху
Шрифт:
– Славные ребята?
– Ну, понимаете, настоящие такие парни и девушки, с которыми легко ладить….
– Я был бы счастлив с ними познакомиться! – перебил собеседника Броукмайкл. Его широко раскрытые глаза были как два белых блюдца с поблескивающими на них коричневыми чашками, в кои преобразилась радужная оболочка. – Я смогу согласовать это со своим расписанием когда угодно!
– Не спешите, генерал! Не спешите, – произнес с хрипотцой в голосе немолодой уже репортер. – Все они – профессионалы. И хотя живут всего-то через какой-то квартал от нас, вовсе не обязательно, что им нравится общаться с дилетантами с соседних улиц.
– Что вы хотите этим
– А вот что: проявляемый нами интерес к кино, телевидению или к чему бы там ни было еще отнюдь не означает, будто мы тоже принадлежим к их братству, если вы понимаете, что я имею в виду. Для вас не секрет, что каждый ведь желает с ними познакомиться. Но они такие же, как и мы, живые люди. И отлично разбираются, кто из их епархии, а кто незаконно вторгся на их территорию.
– К чему это вы клоните?
– Если коротко, лишь к тому, что вы не профессионал, генерал, а только поклонник. А таких пруд пруди на каждом углу, со всеми нами просто не управиться. Профессионалы не водят дружбу с дилетантами и поклонниками, они их терпят… Может, с вашего позволения, мы вернемся все-таки к нашему интервью?
– Ах да, конечно! – вскричал расстроенный Броукмайкл. – Но я думаю… я убежден, что вы недооцениваете мой вклад в сценическое искусство!
– Как вас понимать? Уж не пытаетесь ли вы убедить меня в том, что ваша мать принимала участие в любительских спектаклях, а отец выступал в школьной самодеятельности?
– Ничего подобного! Правда, моя мать мечтала стать актрисой, но родители убедили ее, что это прямая дорога в ад. Мимика же у нее была необычно богатая… Ну а мой отец – из военных, дослужился до полковника… Черт возьми, я все же обскакал этого сукина сына… От матери мне передалась безудержная страсть к сценическому искусству. Я по-настоящему люблю театр, хорошие фильмы и телевидение. Особое наслаждение получаю от старых лент. По мне будто ток проходит, когда я вижу представление, которое меня трогает. Я плачу, смеюсь. Чувствую себя каждым из персонажей, выступающих на сцене или появляющихся на экране. Это моя вторая жизнь!
– Боюсь, что это реакция любителя с гипертрофированной фантазией, – заметил журналист своим грубоватым голосом, возвращаясь к блокноту.
– Вы так считаете? – молвил протестующе Броукмайкл, ощутивший нервную дрожь. – Тогда разрешите мне кое-что сказать вам… Разумеется, не для протокола… И отложите перо и бумагу: все – строго между нами, хорошо?
– Почему бы и нет? Я здесь только для того, чтобы получить самое общее представление…
– Это вы получите, не волнуйтесь! – прошептал Броуки Второй, вставая из-за стола, и крадучись направился к двери. Затем, постояв возле нее какое-то время, прислушиваясь к возможным звукам извне с таким видом, будто играл в «Трехгрошовой опере» Бертольта Брехта, он продолжил: – Под моим началом находится особая, элитарная труппа. Другой такой не сыскать в анналах театральной истории! Я лично обучал каждого из этого маленького коллектива, руководил всеми ими, довел их актерский талант до совершенства, и теперь они, преуспевая там, где другие терпят поражение, по праву считаются антитеррористической группой мирового класса! Так что же это – любительство или нечто другое?
– Да ну же, генерал, они обычные солдаты, прошедшие спецподготовку для подобного рода работы.
– Нет, они не солдаты! – взорвался Броукмайкл, и шепот его перешел в свист. – Они актеры! Настоящие, профессиональные актеры! Когда они завербовались в армию целой группой, я сразу же усмотрел в этом открывающиеся перед нами большие возможности.
Журналист был вынужден признать свою неправоту:
– Черт бы побрал меня, идея интересная, генерал! Я бы даже сказал, блестящая!
– Ну как, согласны, что это не любительство? Теперь каждый хочет, чтобы они выполняли его задания. Вот и сейчас, в этот самый момент, труппа в полном составе осуществляет непростую во многих отношениях операцию, задуманную одним из самых могущественных людей в стране.
– О! – Человек по имени Харрисон вопросительно нахмурился, на его губах появилась скептическая улыбка. – Но их на месте нет, поэтому я не смогу с ними встретиться. Беседа же у нас носит неофициальный характер, так что все говорит о том, что я едва ли напишу что-либо о них.
– Боже мой, все, что я говорил, строго конфиденциально! Ни слова о них!
– Об этом не беспокойтесь, генерал. Выложу вам все откровенно, как репортер. У меня только один источник – вы. Но никто из ныне здравствующих издателей ни за что не возьмет материала, базирующегося на единственном источнике. Ну а мои друзья в Поло-Лаундже, стоит мне только передать им содержание нашей беседы, будут хохотать над своим коктейлем «Яйца Бенедикта» и говорить, что из этого можно было бы сделать отличный сценарий, если бы это было правдой. Вот именно: если бы это было правдой!
– Но это правда!
– Кто это может еще подтвердить?
– Ну… я… Я не могу!.. Не могу этого сказать!
– Очень скверно. Будь в этой идее хоть зернышко истины, вы, вероятно, могли бы продать ее за несколько сотен тысяч. Принимая же во внимание «обработку для сценария», – это что-то вроде тривиального резюме, к которому все мы имели обыкновение сводить свои школьные сочинения, – вы получили бы и полмиллиона. А заодно и удостоились тоста в свою честь от Города Мишуры.
– Боже мой, но это правда! Поверьте мне!
– Я-то могу вам поверить, но слово мое будет значить не больше, чем «Пеллигрино» с лимоном в «По-Лаундже». Чтобы такая вещь прошла, она должна выглядеть достоверной… А теперь, генерал, считаю я, пора заняться и нашим интервью.
– Нет!.. Я слишком близко подошел к осуществлению своей мечты… Пол и Джоан, Грег и Митч… И еще этот Майкл. И все они – такие славные ребята!
– То, что они…
– Вы должны мне поверить!
– Но почему? – проворчал старый журналист. – Я ведь даже не могу воспользоваться своим пером: беседа-то не для записи.
– И все же выслушайте меня! – взмолился Броуки Второй. Глаза его горели, по лицу струился пот. – В течение ближайших двадцати четырех часов моя антитеррористическая актерская труппа захватит в плен опаснейшего врага нашей родины!
– Вот это заявление так заявление, генерал! А есть у вас что-нибудь, чтобы подкрепить его? Какой-нибудь документ?
– Скажите сперва, имеется ли что-либо такое… ну нечто среднее между беседой конфиденциальной и предназначенной для печати?
– Думаю, такой жанр есть. Это короткая заметка. Публикуемая после того, как событие уже произойдет, но в ней о делах прошедших говорится только в общих чертах.