Дорога в рай
Шрифт:
— Не надо, — растаяв, произнес я.
— Так лучше, — проговорила она. — Так ведь лучше, правда?
Попытайся мисс Роуч или кто-либо из женщин проделать со мной такое час назад, я даже не знаю, что бы произошло. Думаю, скорее всего я бы лишился чувств. Может быть, и умер бы. Но теперь я получал удовольствие от того, что эти огромные голые руки касаются моего тела! К тому же — и это самое удивительное — я испытывал желание ответить взаимностью.
Большим и указательным пальцами взяв мочку ее левого уха, я игриво потянул его вниз.
— Скверный
Я потянул за ухо сильнее и слегка стиснул мочку. Это вызвало у нее такой прилив страсти, что она принялась хрюкать и храпеть, как свинья. Дыхание ее становилось громким и затрудненным.
— Поцелуй меня, — приказала она.
— Что? — спросил я.
— Ну же, целуй меня.
В этот момент я увидел ее рот. Я увидел ее хищный рот, медленно надвигающийся на меня, начинающий раскрываться, приближающийся все ближе и ближе и открывающийся все шире и шире, и — оцепенел от ужаса.
— Нет! — закричал я. — Не надо! Не надо, мамочка, не надо!
Только одно могу вам сказать: никогда в жизни не видел я ничего страшнее этого рта. Я попросту не мог вынести, чтобы он на меня вот так надвигался. Будь это раскаленный утюг, который кто-то подносил к моему лицу, я не был бы так ошеломлен, клянусь, не был бы. Сильные руки обхватили меня и прижали книзу, так что я не мог двигаться, а рот открывался все шире и шире, и потом он как-то навис надо мной — огромный, мокрый, похожий на пещеру, — и в следующую секунду я оказался в нем.
Я очутился внутри этого огромного рта, распластавшись на животе вдоль языка, притом ноги мои оказались где-то в районе горла. Инстинктивно я понимал, что если немедленно не вырвусь на свободу, то буду проглочен живьем — как тот маленький кролик. Я чувствовал, как мои ноги затягивает в горло, и тогда я выбросил руки и схватился за нижние передние зубы, цепляясь, таким образом, за жизнь. Моя голова покоилась у входа в рот, между губами. Я даже мог разглядеть кусочек внешнего мира — солнечные лучи, падающие на полированный деревянный пол летнего домика, и гигантскую ногу на полу в белой кроссовке.
Я хорошенько ухватился за кончики зубов и, несмотря на то, что меня продолжало засасывать, медленно подтягивался к дневному свету, пока вдруг верхние зубы не опустились на мои костяшки, застучали, и я вынужден был отнять руки. Я заскользил вниз по горлу ногами вперед, пытаясь ухватиться по пути за что-нибудь, но все было такое гладкое и скользкое, что я так и не смог этого сделать. Проскальзывая мимо коренных зубов, я мельком увидел, как слева сверкнуло золото, а тремя дюймами дальше я увидел над собой, должно быть, язычок, свешивающийся подобно толстому красному сталактиту с верхней поверхности горла. Я схватился за язычок обеими руками, однако он выскользнул у меня из пальцев, и я продолжил скатываться вниз.
Помню, что я кричал о помощи, но едва ли мог слышать звук собственного голоса, заглушаемый шумом ветра, вызванного дыханием обладательницы горла. Ветер, похоже, все время был штормовой, притом до странности неустойчивый,
Мне удалось зацепиться локтями за острый мясистый бугорок — полагаю, то был надгортанник, — и какое-то мгновение я висел на нем, противясь затягиванию и нащупывая ногами какую-нибудь опору на стенке гортани, однако горло сделало сильное глотательное движение, меня отшвырнуло, и я снова полетел вниз.
Дальше мне было не за что уцепиться, я направлялся все ниже и ниже, пока мои ноги не повисли подо мной на передних подступах к желудку, и я почувствовал мощную перистальтику, захватывающую мои ноги в области лодыжек и затягивающую меня все ниже и ниже…
Высоко наверху, на открытом воздухе, слышалось далекое бормотание женских голосов:
— Этого не может быть…
— Но, моя дорогая Милдред, как это ужасно…
— Он, должно быть, с ума сошел…
— Ваш бедный рот, только взгляните на себя…
— Сексуальный маньяк…
— Садист…
— Надо написать епископу…
А потом все голоса заглушил голос мисс Роуч, она, точно попугай, принялась хрипло выкрикивать ругательства:
— Ему еще, черт побери, повезло, что я не убила его, этого мерзавца!.. Я ему говорю, слушай, говорю я, если мне когда-нибудь понадобится тащить зубы, я пойду к дантисту, а не к чертову священнику… Да и повода я ему не давала!..
— А где он сейчас, Милдред?
— Кто его знает? Наверное, в этом чертовом летнем домике.
— Девочки, пошли выкорчуем его оттуда!
О-ля-ля! Оглядываясь сейчас, три недели спустя, на случившееся, я не знаю, как пережил кошмар того ужасного дня и не сошел с ума.
Весьма опасно иметь дело с такой шайкой ведьм, и, если бы им удалось схватить меня в летнем домике, пока у них кипела кровь, они бы скорее всего разорвали меня на части. Либо потащили за руки и за ноги лицом вниз в полицейский участок, а леди Бэрдвелл и мисс Роуч возглавили бы процессию по главной улице деревни.
Но, разумеется, они не поймали меня.
Они не поймали меня тогда и не поймали до сих пор, и если удача и дальше будет сопутствовать мне, то, думаю, у меня есть неплохой шанс вообще ускользнуть от них или хотя бы не встречаться с ними несколько месяцев, пока они не забудут эту историю.
Как вы можете догадаться, я принужден пребывать исключительно в одиночестве и не принимаю участия в публичных делах и общественной жизни. Я прихожу к выводу, что литературное творчество — самое спасительное занятие в такое время, и провожу ежедневно много часов, играя с предложениями. Каждое предложение я рассматриваю как колесико, и в последнее время у меня появилось желание выстроить несколько сот их в ряд, чтобы зубцы их сцепились, как шестерни, но чтобы колеса были разных размеров и вращались с разной скоростью. Я пытаюсь приставить самое большое непосредственно к самому маленькому так, чтобы большое, медленно вращаясь, заставляло маленькое крутиться так быстро, чтобы оно гудело.