Дорога в рай

– Так ты хочешь пойти со мной или нет?

– Да, но сперва разреши мне кое-что у тебя спросить. У меня тут возникла одна мысль.

– Держи ее при себе, – сказал Клод. – Ты говоришь о предмете, в котором ничего не смыслишь.

– Помнишь тот пузырек со снотворными таблетками, которые врач выписал мне в прошлом месяце, когда у меня болела спина?

– Ну и что?

– А на фазанов они не могут подействовать?

Клод прикрыл глаза и сочувственно покачал головой.

– Погоди, – сказал я.

– Тут и обсуждать нечего, – сказал он. – Да ни

один фазан на свете не станет глотать эти паршивые красные капсулы. Ничего лучше не мог придумать?

– Ты забываешь об изюме, – сказал я. – Послушай, что я тебе скажу. Берем изюм. Вымачиваем его, пока он не разбухнет. Потом делаем лезвием надрез. Потом немного его опустошаем. Потом открываем одну из моих красных капсул и высыпаем весь порошок в изюминку. Потом берем иглу и очень тщательно зашиваем надрез. Дальше...

Краешком глаза я увидел, как рот Клода медленно приоткрывается.

– Дальше, – продолжил я, – у нас получается красивая, чистая на вид изюминка с двумя с половиной гранами снотворного внутри, и позволь сказать тебе еще кое-что. Этого хватит, чтобы свалить с ног среднего мужчину, не то что птицу!

Я выждал десяток секунд, чтобы сказанное мной попало по адресу.

– Кроме того, используя такой способ, мы могли бы действовать масштабно. Захотим – и приготовим двадцать изюминок, а потом, на закате, нам останется только разбросать их на поляне, где их подкармливают, и уйти. Через полчаса таблетки начнут действовать. Когда мы возвращаемся, фазаны уже расселись по деревьям и покачиваются, ощущая некоторую слабость, притом стараются сохранить равновесие. Но скоро каждый фазан, который съел хотя бы одну изюминку, обязательно свалится без сознания на землю. Дорогой ты мой, да они будут падать с деревьев, как яблоки, и мы будем ходить и собирать их!

Клод в восхищении смотрел на меня.

– О господи, – неслышно произнес он.

– И нас ни за что не поймают. Мы просто пройдем по лесу, разбрасывая по дороге изюминки, и даже если бы за нами наблюдали, все равно ничего бы не заметили.

– Гордон, – сказал он, кладя руку мне на колено и глядя на меня большими и сверкающими, точно звезды, глазами. – Если эта штука сработает, она произведет настоящую революцию в браконьерстве.

– Рад слышать.

– Сколько у тебя осталось таблеток? – спросил он.

– Сорок девять. В пузырьке было пятьдесят, я съел только одну.

– Сорока девяти мало. Нам нужно не меньше двухсот.

– Ты с ума сошел! – вскричал я.

Он медленно отошел и встал у двери спиной ко мне, уставившись в небо.

– Двести – крайний минимум, – тихо произнес он. – Особого смысла нет все это затевать, пока у нас не будет двухсот штук.

"Что же он, черт побери, замыслил?" – подумал я.

– До открытия сезона для нас это последняя возможность, – сказал Клод.

– Больше никак не могу достать.

– Ты ведь не хочешь, чтобы мы вернулись с пустыми руками?

– Но зачем так много?

Клод повернул голову и посмотрел на меня невинными глазами.

– А почему бы и нет? – мягко произнес он. – У тебя что,

есть какие-то возражения?

О боже, неожиданно подумал я, да этот сумасшедший вздумал испортить мистеру Виктору Хейзелу церемонию открытия охотничьего сезона.

– Достаешь две сотни таблеток, – сказал он, – и тогда мы этим займемся.

– Не могу.

– Но попробовать-то ты можешь?

По случаю открытия охотничьего сезона мистер Хейзел принимал гостей каждый год первого октября, что было великим событием. Немощные джентльмены в твидовых костюмах – некоторые с титулами, а некоторые просто богатые – съезжались отовсюду на автомобилях со своими носильщиками ружей, собаками и женами, и целый день в долине звучали раскаты ружейных залпов. Фазанов там всегда было предостаточно, поскольку каждое лето леса методично заселялись сотнями дюжин молодых птиц, что влетало в копеечку. Я слышал, будто разведение и содержание каждого фазана, до того как его застрелят, обходится дороже пяти фунтов (приблизительно цена двухсот буханок хлеба). Но мистер Хейзел с затратами не считался. Пусть и на несколько часов, но он становился большим человеком в маленьком мире, и даже глава судебной власти графства, прощаясь с ним, похлопывал его по спине и пытался вспомнить, как его зовут.

– А что, если мы уменьшим дозу? – спросил Клод. – Почему бы нам не разделить содержимое одной капсулы на четыре изюминки?

– Думаю, можно, если ты этого хочешь.

– Но достаточно ли птице четверти капсулы?

Можно только восхищаться его хладнокровием. Даже на одного фазана опасно охотиться в этом лесу в такое время года, а он собрался наловить целую кучу.

– Четверти вполне достаточно, – сказал я.

– Ты уверен?

– Сам подумай. Рассчитывать нужно по отношению к массе тела. Это все равно в двадцать раз больше, чем необходимо.

– Тогда уменьшим дозу на четверть, – сказал он, потирая руки, и помолчал, подсчитывая в уме. – Нам нужно сто девяносто шесть изюмин!

– Ты понимаешь, о чем говоришь? – сказал я. – Да у нас на одну подготовку уйдет несколько часов.

– Ну и что! – вскричал Клод. – Тогда пойдем завтра. Изюминки оставим на ночь, чтобы они вымокали, и у нас будет все утро и весь день, чтобы приготовить их.

Именно так мы и поступили.

И вот, сутки спустя, мы были в пути. Мы шли не останавливаясь минут сорок и уже приближались к тому месту, где тропинка сворачивает вправо и тянется по гребню холма к лесу, где живут фазаны. Оставалось пройти что-то около мили.

– Надеюсь, у сторожей случайно нет ружей? – спросил я.

– Ружья есть у всех сторожей, – сказал Клод.

Этого-то я и боялся.

– В основном против хищников.

– Ну вот!

– Конечно, нет никакой гарантии, что они не пальнут и в браконьера.

– Ты шутишь.

– Совсем нет. Но они стреляют только в спину. Тому, кто убегает. Они любят стрелять мелкой дробью по ногам ярдов с пятидесяти.

– Они не имеют права! – вскричал я. – Это уголовное преступление!

– Как и браконьерство, – сказал Клод.