Дорога в рай

Между тем, всего изюмин у нас было сто девяносто шесть, и, когда мы закончили, был уже почти вечер.

– Ну чем не хороши! – воскликнул Клод, яростно потирая руки. – Который час, Гордон?

– Шестой.

В окно мы увидели, как к колонке подъехал фургон с женщиной за рулем и, наверное, восемью ребятишками, которые сидели сзади и ели мороженое.

– Надо двигаться, – сказал Клод. – Сам понимаешь, не явимся туда до заката, все пойдет насмарку.

Он уже начинал дергаться. Его лицо было таким же красным, а глаза так же вылезли из орбит, как и тогда – перед собачьими бегами

или перед вечерним свиданием с Кларис.

Мы оба вышли из конторы, и Клод отпустил женщине столько галлонов бензина, сколько она просила. Когда она отъехала, он остался стоять посреди дороги и, щурясь, с беспокойством глядел на солнце, – оно висело в дальнем конце долины чуть выше ширины ладони над линией деревьев, на гребне холма.

– Ладно, – сказал он. – Закрывай лавочку.

Гордон быстро обошел все колонки, закрыв их на замок.

– Ты бы лучше снял этот свой желтый свитер, – сказал Клод.

– Это еще зачем?

– При лунном свете ты будешь сверкать в нем, как маяк.

– Все будет в порядке.

– Нет, – сказал Клод. – Сними его, Гордон, прошу тебя. Вернусь через три минуты.

Он исчез в своем автоприцепе за заправочной станцией, а я вернулся в контору и поменял желтый свитер на синий.

Когда мы снова встретились, на Клоде были черные брюки и темно-зеленый свитер с высоким завернутым воротником. На голове коричневая кепка, низко надвинутая на глаза. Он был похож на артиста, играющего в ночном клубе бандита.

– А это что у тебя там? – спросил я, увидев, что на поясе у него что-то топорщится.

Клод задрал свитер и показал мне два тонких белых хлопчатобумажных мешка, аккуратно и прочно привязанных к животу.

– Чтобы потом в них складывать, – загадочно ответил он.

– Понятно.

– Пошли, – сказал он.

– Не лучше ли нам взять машину?

– Слишком рискованно. Ее могут увидеть, когда мы ее оставим.

– Но ведь до леса больше трех миль.

– Да, – сказал Клод. – И думаю, ты сам понимаешь, что мы можем получить шесть месяцев тюрьмы, если нас схватят.

– Этого ты мне раньше не говорил.

– Разве?

– Я не пойду, – сказал я. – Не стоит того.

– Тебе полезно прогуляться, Гордон. Идем.

Был тихий солнечный вечер, яркие белые облачка неподвижно висели в небе, и в долине было прохладно и очень тихо. Мы пошли по траве вдоль дороги, которая тянулась между холмами в сторону Оксфорда.

– Изюм у тебя? – спросил Клод.

– В кармане.

– Хорошо, – сказал он. – Отлично.

Через десять минут мы свернули с главной дороги на узкую тропинку с высокой изгородью по обеим сторонам. Дальше нам предстояло взбираться вверх.

– Сколько там сторожей? – спросил я.

– Трое.

Клод выбросил выкуренную наполовину сигарету. Спустя минуту он закурил другую.

– Обычно я не одобряю новые методы, – сказал он. – Особенно в такого рода делах.

– Понимаю.

– Но, честное слово, Гордон, думаю, на сей раз нас ждет грандиозный успех.

– Точно?

– Не сомневаюсь.

– Надеюсь, ты прав.

– Это будет вехой в истории браконьерства, – сказал он. – И смотри, ни единой живой душе потом не проговорись, как мы это сделали, понял? Потому что если

это просочится, каждый болван в округе будет делать то же самое, и тогда ни одного фазана не останется.

– Ни слова никому не скажу.

– Ты должен гордиться собой, – продолжал он. – Умные люди уже сотни лет бьются над этой проблемой, но никто ничего похожего не придумал. Почему ты мне об этом раньше не рассказывал?

– А ты никогда и не интересовался моим мнением, – ответил я.

И это было правдой. Буквально до позавчерашнего дня Клоду и в голову не приходило обсуждать со мной святую тему браконьерства. Летними вечерами, после работы, я частенько видел, как он незаметно выскальзывает в своей кепке из автоприцепа и исчезает на дороге в лес. Иногда, глядя на него в окно, я ловил себя на том, что задумываюсь – что же он все-таки собирается предпринять один-одинешенек среди ночи, какие хитрости замышляет? Он редко возвращался рано и никогда, абсолютно никогда сам добычу не приносил. Однако на следующий день (я и представить себе не мог, как он этого достигал) в сарае за заправочной станцией висел фазан, или заяц, или пара куропаток, которых мы потом съедали.

Летом он был особенно активен, а в последние два месяца задал такой темп, что уходил в лес четыре, а то и пять раз в неделю. Но и это еще не все. Мне казалось, что его отношение к браконьерству изменилось самым загадочным и неуловимым образом. Теперь он действовал более решительно, более хладнокровно и целеустремленно, чем прежде, и у меня было такое впечатление, что теперь это была уже не столько охота, сколько рискованное предприятие, что-то вроде тайной войны, которую Клод вел в одиночку против невидимого и ненавидимого врага.

Но кто же был этим врагом?

Точно не могу сказать, у меня возникло подозрение, что им был не кто иной, как сам знаменитый мистер Виктор Хейзел, владелец земли и фазанов. Мистер Хейзел был местным пивоваром и держался невероятно надменно. Он был так богат, что невозможно выразить словами, и его собственность простиралась на мили по всей долине. Он выбился из низов, был напрочь лишен обаяния и обладал весьма скудным числом добродетелей. Он презирал всех людей, занимавших низкое общественное положение, поскольку сам был когда-то одним из них, и отчаянно стремился общаться только с теми, с кем, по его мнению, и нужно общаться. Он охотился верхом с собаками, любил пригласить гостей, носил модные жилетки и каждый день проезжал на огромном черном "роллс-ройсе" мимо заправочной станции к своей пивоварне. Когда он проносился мимо, мы иногда успевали разглядеть за рулем сияющее лицо пивовара, розовое, как ветчина, дряблое и воспаленное от чрезмерного употребления пива.

Ну да ладно. Вчера днем Клод ни с того ни с сего вдруг сказал мне:

– Сегодня вечером я опять пойду в лес Хейзела. Хочешь пойти со мной?

– Кто – я?

– На фазанов. В этом году, может, последний шанс, – сказал он. – В субботу открывается охотничий сезон, и потом все птицы разлетятся. Если будет кому разлетаться.

– А почему ты вдруг меня приглашаешь? – с подозрением спросил я.

– Особой причины у меня нет, Гордон. Просто так.

– А это рискованно?

Он не ответил.