Дорога в Рим
Шрифт:
С гордостью обводя взглядом лагерь, он любовался картиной безупречного порядка — образца рационального устройства римской армии. Теперь и сам Ромул принадлежал к ней по праву, пусть и в роли незаметного солдата. Впервые в жизни он стал тем, кем хотел, и его благодарность Цезарю не знала границ — потому-то мечты о встрече с Фабиолой и о мести Гемеллу отодвинулись пока на второй план: он обязан Цезарю свободой и этот долг нужно оплатить прежде остальных дел. Оплатить длительной — насколько потребуется — службой, верностью и храбростью. К прежним планам Ромул относился теперь по-иному: если боги сберегли Фабиолу во всех опасностях, то помогут ей и дальше. И сохранят невредимой презренную
Никто не поручится, что он с товарищами выживет: кампания началась неудачно, при дурных предзнаменованиях. Цезарь пустился в путь наперекор советам прорицателей и вдобавок не указал кормчим точный пункт назначения — в результате войско попало в шторм, корабли разметало. На берегу диктатор, спрыгнув с триремы на отмель, споткнулся и упал, однако сумел обратить дурной знак во благо — захватив полные горсти песка, он вскричал: «Ты в моих руках, Африка!», так что все видевшие лишь посмеялись над собственным суеверием.
И все же перспективы были никак не радужны…
Из Лилибея отплыли шесть легионов, в Африке высадилось лишь три с половиной тысячи солдат — по большей части отдельные когорты из разных легионов. Всадников едва насчитывалось две сотни, в то время как вражеское войско состояло преимущественно из нумидийской конницы. Ромул хорошо знал, чем это грозит: в армии Красса тоже было мало всадников. Юноша, правда, надеялся, что Лонгин — седой военный, допрашивавший его в ложе Цезаря, — предупредил об этом командующего: Цезарь, в отличие от Красса, доверял мнению подчиненных, многие из которых служили ему не один год.
Однако укрепить войско было нечем: остальные корабли разметало ветрами по штормовому морю, и хотя для осмотра берега отрядили несколько судов, на поиск потребуется не один день — а за это время враг успеет узнать, где разбит лагерь.
Ромул поморщился: о таком исходе не хотелось даже и думать. Цезарь выстоит. Вместе с легионерами. А пока предстояло укреплять лагерь и молиться, чтобы остальное войско прибыло поскорее.
Неделя прошла без заметных событий. Основную часть рассеянных по морю кораблей удалось собрать и привести к лагерю, и хотя армия оставалась малочисленной, удача римлянам явно благоволила. Местные войска Помпея — более десятка легионов под командованием Метелла Сципиона — оказались рассредоточены вдоль берега, и Цезарь, неожиданно нагрянув в разгар зимы, застал их врасплох. Первые дни нового года — не время для начала кампании, этим-то и воспользовался Цезарь: теперь, пока враги кинулись подтягивать войска, у него появилось время собраться с силами.
Обнаружив, что Цезарь, видимо, заранее предвидел такой запас времени, Ромул проникся к нему еще большим восхищением. Диктатор не мог не знать, что для большинства солдат война — это битвы при дневном свете и летние походы. Так мыслил и противник. И все же молниеносная тактика несла опасность войску Цезаря: если не наладить поставки продовольствия, легионам угрожает голод. Пустые грузовые суда уже отправились к Сардинии и Сицилии за зерном, которое не поместилось в трюмы при первом переходе, пока же войску приходилось не столько готовиться к битве с врагом, сколько добывать себе пропитание. По разным причинам это оказалось не так-то легко.
Стоя в карауле — когда мысли ничем другим не заняты, — Ромул не раз задумывался над положением армии Цезаря. Уходить за провиантом в глубь территории — значит рисковать тем, что слишком оторвешься от берега и прибывающих каждый день войск. Несколько легионов, укомплектованных ветеранами,
Однако им нужен был провиант, и немало.
Местное же земледелие пребывало по большей части в упадке: мало того что армия Помпея забирала все продукты, какие могла найти, республиканцы еще и рекрутировали крестьян в свое войско. Плодородные поля лежали брошенными, и солдатам Цезаря пришлось собирать остатки урожая самим. Собранного хватило не надолго, и диктатор повел легионы к ближайшему городу Адрумету, где гарнизон Помпея запер ворота и отказался сдаться. Осаждать город у Цезаря не было ни времени, ни достаточных сил, и он повернул к Руспине, где и расположил войска. Соседний городок Лептис вскоре тоже открыл ворота перед армией Цезаря, но прокормить многотысячное войско двум городам было не под силу, запасов хватило на день-два.
Коням грозил еще худший голод, пока кто-то из ветеранов не додумался собирать на берегу морские водоросли, выполаскивать их в пресной воде и сушить на солнце. Правда, досыта кони все равно не наедались, но хотя бы не гибли от истощения. Впору было жалеть, что для людей водоросли несъедобны: со дня высадки в Африке легионеры получали от силы две трети дневного рациона.
Потому Цезарь и отправил крупный отряд на сбор провианта. Ромул, оглядываясь через плечо на растянувшуюся за спиной пыльную колонну, благодарил богов, что Двадцать восьмому выпало идти в первых рядах и хотя бы не приходится глотать пыль, поднятую множеством ног. Войско, возглавляемое самим Цезарем, состояло из тридцати когорт, по большей части набранных из самых неопытных легионов, и шло без поклажи, всякий миг готовое к бою. Главной целью было найти поля, с которых еще не собрали урожай, — хорошо бы пшеничные, но Ромул с товарищами уже согласились бы и на овес, и на ячмень, и на что угодно другое, лишь бы набить желудок. Однако за тот час, что они двигались к югу по грунтовой дороге, ведущей к Узитте, они не нашли ровно ничего съестного.
В деревушках, попадающихся по пути, из глинобитных хижин на них затравленно глядели местные жители — в основном женщины, дети и старики. Грабеж Цезарь строго-настрого запретил: если римское войско отбирает у людей урожай, то пусть хотя бы не покушается на скудное имущество. Голодным солдатам, правда, стоило большого труда подчиняться, и они изо всех сил вглядывались в поля вокруг каждого селения, однако все съестное поблизости от Руспины либо уже собрали и спрятали местные жители, либо успели захватить предыдущие отряды Цезаря.
Зато воды было вдоволь: в глубоких колодцах Руспины легионеры наполняли бурдюки доверху и не тряслись в походе за каждую каплю влаги. Да и зимняя погода давала приятную прохладу, не то что изматывающий зной в Парфии. Ромул еще живо помнил ту мучительную жажду, от которой они с Бренном и Тарквинием изнывали, бредя по чужеземной пустыне.
Вспомнив о гаруспике, Ромул погрустнел, чуть ли не затосковал: злость на Тарквиния, из-за которого пришлось бежать из Рима, со временем прошла, к тому же юноша понимал, что повернись тогда дело по-другому — не видать бы ему теперь свободы, дарованной Цезарем. Однако он невольно задумывался о судьбе, которая ждала бы их с Бренном, случись им остаться в Риме: ведь он мог заслужить свободу и на арене, получить вожделенный рудис. Или погибнуть. Кто знает? И хотя Ромул пока не находил в себе сил простить Тарквиния, он уже не пылал ненавистью, как в Александрии, и при встрече им наверняка удалось бы спокойно все обсудить. Если только они увидятся…