Дорога в Сарантий

Кей Гай Гэвриел

– Ты все-таки не спишь. Это приятно. Она мягко шепчет в ответ:

– Похоже, ты продрог. Иди ближе к огню. Я обдумывала, какие предметы одежды взять с собой в ссылку, в которую ты меня собираешься отправить.

Кризомалло улыбается и быстро опускает голову в тщетной попытке скрыть улыбку. Не дожидаясь приказа, она поворачивается и уходит в другую часть лабиринта из комнат. Император ждет, пока закроется дверь.

– А почему, – спрашивает он, сурово и сдержанно, у женщины, которая остается с ним, – ты полагаешь, что тебе

позволят взять что-то с собой, когда ты уйдешь?

– А! – произносит она с притворным облегчением и прижимает дрожащую ладонь к груди. – Это значит, что ты не собираешься меня убить.

Он качает головой.

– Едва ли это необходимо. Я могу позволить сделать это Стилиане, когда ты станешь беспомощной изгнанницей.

У нее вытягивается лицо, пока она обдумывает эту новую возможность.

– Еще одно ожерелье?

– Или цепи, – любезно подсказал он. – Отравленные кандалы для твоей камеры в ссылке.

– По крайней мере, срок унижения сократится. – Она вздыхает. – Холодная ночь?

– Очень холодная, – соглашается он. – Слишком ветрено для моих старых костей. Но к утру тучи рассеются. Мы увидим солнце.

– Тракезийцы всегда знают погоду. Они только не понимают женщин. Наверное, нельзя обладать всеми талантами. С каким это стариком ты беседовал? – Она улыбнулась. Он тоже. – Выпьешь чашу вина, мой повелитель?

Он кивает.

– Я совершенно уверен, что с ожерельем все в порядке, – прибавляет он.

– Знаю. Ты хотел, чтобы художник понял, что ее следует остерегаться.

Он в ответ улыбается.

– Ты меня слишком хорошо знаешь. Она качает головой, подходя к нему с чашей.

– Никто тебя хорошо не знает. Мне известна твоя склонность к кое-каким поступкам. После сегодняшней ночи он станет знаменитостью, и ты хотел пробудить в нем осторожность.

– Мне кажется, он осторожный человек.

– Этот город полон соблазнов.

Он внезапно усмехается. Иногда он все еще выглядит мальчишкой.

– Еще каким!

Она смеется и подает ему вино.

– Он рассказал нам слишком рано? – Она опускается на мягкие подушки сиденья. – Насчет Гизеллы? В этом его слабость?

Император подходит к ней и легко садится – в этом движении нет никаких признаков старости – на пол у ее ног среди подушек. В очаге рядом с ее креслом с низкой спинкой пылает старательно разведенный огонь. В комнате тепло, вино очень хорошее и разбавлено по его вкусу. Ветер и весь мир остались снаружи.

Валерий, который был Петром, когда она с ним познакомилась, и который продолжал им быть, когда они оставались наедине, качает головой.

– Он умный парень. И даже очень умный. Я этого не ожидал. Он ведь нам ничего не рассказал в действительности, если ты помнишь. Хранил молчание. Ты слишком точно ставила вопросы и говорила сама, высказывала предположения. Он сделал свои выводы и действовал, исходя из этого. Я бы назвал его наблюдательным, а не слабым. Кроме того, к этому моменту он уже

должен был влюбиться в тебя. – Он улыбается ей снизу вверх и делает глоток вина.

– Хорошо сложенный мужчина, – бормочет она. – Хотя мне бы ни за что не хотелось увидеть ту рыжую бороду, с которой он, по слухам, приехал. – Она слегка вздрагивает. – Но, увы, мне нравятся мужчины гораздо моложе, чем он.

Петр смеется.

– Зачем же ты позвала его сюда?

– Мне захотелось дельфинов. Ты же слышал.

– Слышал. Ты их получишь, когда я закончу святилище. А другие причины?

Императрица приподнимает одно плечо, движением, которое ему всегда очень нравилось. Ее темные волосы переливаются, отражая свет.

– Ты сам сказал, что он стал знаменитостью после того, как дискредитировал Сироса и разгадал загадку возничего.

– И преподнес подарок Стилиане. Леонту это не слишком понравилось.

– Ему не это не понравилось, Петр. И ей совсем не понравилось, что пришлось соревноваться с ним в щедрости.

– У него будет охрана. По крайней мере, на первое время. Стилиана все же покровительствовала тому, другому художнику.

Она кивает головой.

– Я тебе говорила, и не раз, что этот брак – ошибка.

Император хмурится. Пьет вино. Женщина пристально наблюдает за ним, хотя выглядит совершенно спокойной.

– Он это заслужил, Алиана. В битвах против бассанидов и маджритов.

– Он заслужил подобающие почести. Стилиана Далейна не была для него подходящей наградой, дорогой. Далейны и так тебя ненавидят.

– Не могу себе представить, почему, – шепчет он, потом прибавляет: – Леонт был мечтой всех женщин Империи.

– Всех женщин, кроме двух, – тихо произнесла она. – Той, которая сейчас с тобой, и той, которую заставили выйти за него замуж.

– Тогда мне остается лишь предоставить ему изменить ее мнение.

– Или наблюдать, как она изменит его самого?

Он качает головой.

– Я полагаю, что Леонт тоже знает, как проводить подобные осады. И он застрахован от предательства. Тому порукой он сам и его образ Джада.

Она открывает рот, чтобы прибавить что-то еще, но молчит. Но он замечает и улыбается.

– Я знаю, – шепчет он. – Заплатить солдатам. Отложить строительство святилища.

– Среди всего прочего, – соглашается она. – Но что понимает женщина во всех этих великих делах?

– Вот именно, – с нажимом отвечает он. – Занимайся своей благотворительностью и предрассветными молитвами.

Они оба смеются. Императрица славится своей привычкой поздно вставать. Воцаряется молчание. Он приканчивает свое вино. Она плавно встает, берет его чашу, снова наполняет ее и возвращается к нему. Подает ему чашу и садится рядом. Он кладет руку на ее ступню в домашней туфельке, стоящую на подушке рядом с ним. Они некоторое время смотрят в огонь.

– Гизелла, царица антов, может родить тебе детей, – тихо произносит она.