Дорога висельников

Резанова Наталья Владимировна

И вот теперь он здесь. Все прошло как по маслу, за единственным исключением – рукописи, которой вожделеет Сакердотис, здесь нет и быть не может. Старый дурак! Кичится своей осведомленностью, а простейших вещей сопоставить не способен. Император Йорг-Норберт правил двести лет назад. А этот монастырь основан тому назад лет двадцать. Какой бы монастырь ни имел в виду император – только не здешний. Но это не важно. Он придумает, что преподнести старому ослу под видом сокровенных знаний. Он годами зубрил оккультные трактаты; у сильных мира сего этот товар нынче в моде. Еще что-нибудь вытрясет из монахов. Или сыщет на стороне. Не зря же в этих краях, как в отстойнике, веками оседали всякие мерзавцы, в том числе выдававшие себя за адептов тайных знаний. Что-нибудь

да отыщется. Он нашел способ, как поймать на крючок Ромуальда Сакердотиса (ну, предположим, подсказали, и что с того?). Он побеждал и худшие преграды. Сумел же он подняться после того, как все казалось потерянным из-за глупейшего плана, придуманного матерью?

Должен признаться – поначалу этот план показался ему разумным. При том что матери он никогда не доверял полностью даже в детстве, когда она имела на него огромное влияние. Уже тогда это влияние было отравлено. Как она ни старалась, до него доходили обрывки разговоров, будто притаком муже она спала с лакеями и конюхами, да что там, со всей мужской прислугой, и даже, войдя в охоту, тайно посещала притоны на Канальной, обслуживая посетителей. В те времена она никогда не опровергала подобных сплетен. Когда он стал старше, она поклялась, что это клевета и гнусная ложь, распространяемая врагами Дидимов. Он поверил. Потому что хотел поверить. Но осадок остался. И он так и не решился спросить, кто был его отцом. Боялся услышать ответ. Ибо чьим бы сыном он ни был, он не мог быть сыном Дидима. Это знали все. Но первым, кто осмелился сказать ему это в лицо, был тот наглый ублюдок, сын Веллвуда. Никого в жизни Отто-Карл не ненавидел больше, чем его, хотя видел лишь раз. У него не было законного имени, но держался он так, словно сам император ему ровня. Он чудовищно оскорбил Отто, и никто, никто не вступился за него, все только ржали, даже те, кто только что подлизывался к нему: и дворня, и пажи, и самая низкая тварь – мальчишка-комедиант с нахальной рыжей мордой, – для всех Отто, по вине веллвудовского пащенка, в единый миг стал посмешищем. Поэтому, когда мать поделилась с ним своим замыслом, Отто его одобрил. Наказать ублюдка! Не только отобрать у него то, что по праву принадлежит законной ветви рода, но и уничтожить его! Подумать только, уже третье поколение дожидается своего наследства! Еще дед Отто, Рамбальд Веллвуд-и-Ивелин, надеялся получить его, потому что дети брата Рупрехта умирали один за другим. Но младший, Торольд, выжил. Эберо и Беретруда совершили ту же ошибку. Они не уничтожили Торольда. Они ждали.

Больше этого не повторится. Хватит деликатничать. Веллвудовский пащенок должен умереть, и не просто умереть, а в страхе, боли и мучениях.

Но все повернулось не так. Вернее, не совсем так, как было задумано. Ублюдок, разумеется, умрет, может быть, несколько позже, чем хотелось бы, но уготованная участь его не минует. Так было обещано Отто. А вот с мыслью о владениях Веллвудов придется расстаться. До времени. Одно утешение – эта жадная баба, вдова Торольда, и ее отродья тоже пока остались ни с чем. Замок и земли переданы под опеку короны, вплоть до дальнейшего рассмотрения дела. Эта сука, конечно, рассчитывает, что убрала всех соперников, но если решать будет Сакердотис, все еще может измениться…

А сейчас есть более насущные проблемы. В одном старый дурак не ошибся. Здесь сейчас многое будет решаться, и выиграет тот, кто окажется в Открытых Землях вовремя. Только игроков больше, чем предполагал Сакердотис. Кое-кто из них уже объявился. Главное – дать понять этим наемным слугам и шпионам, что он им не ровня. Южане давно разучились различать, в чем истинное благородство крови, при этом заносчивости в каждом как в принце.

Вошел Клаттербак – капитан отряда, приставленного к Ивелину канцлером. Он, правда, упорно считал, что это Отто приставлен к отряду. Приходилось постоянно ставить его на место. Клаттербак и по физиономии, и по имени, и по выговору был явным выходцем из тримейнских низов. И в императорской армии, где офицерами могли быть только

дворяне, он бы карьеры не сделал. Но в наемном отряде, с прискорбием приходилось признать, под высоким званием можно было обнаружить любую шваль. И теперь главное было – не дать ему перехватить ведущую роль в разговоре.

– Что, Клаттербак? Настоятель решил образумиться и все рассказал?

Сказано это было более для порядка. Допрашивать Клаттербак умел – в этом Отто-Карл убедился, когда близ Кулхайма на них напали разбойники и Клаттербак решил проверить, не подослали ли их враги канцлера. Однако он был в курсе повеления «по возможности без крови», и пока что Ивелин был не склонен отменять в монастыре это распоряжение (привратник не в счет, и вообще, если бы не он, крови пролилось гораздо больше). Да и допрашивать монахов Отто-Карл предпочитал сам.

– Нет. Приехали двое. Тот парень, что был раньше, и с ним дамочка, по виду из благородных.

Ага! Посланцы адмирала! В Тримейне Убальдин держал себя как вельможа из вельмож, знатнейшие придворные пресмыкались перед ним, заслуженные воины и видные чиновники, словно робкие юнцы, толпились у него в приемной, а Отто-Карла, не имевшего ни чинов, ни званий, к нему и близко не подпустили бы. А теперь адмирал вынужден вести переговоры не с кем-нибудь, а с Отто. И его посланцы будут выполнять то, что он им скажет.

Вот этот, который был прежде, – наверняка до того, как поступить на службу к Убальдину, глотки резал в темных переулках или пиратствовал, а кротко, как ягненок, подчинился, когда Ивелин сказал, что будет разговаривать только с особой высокого происхождения. То, что эмиссаром Убальдина оказалась женщина, Отто не очень удивило. От карнионцев, с их врожденной склонностью к извращениям, можно ждать чего угодно. Было бы даже забавно помучить эту высокомерную южанку, заявив, что он не снизойдет до беседы с женщиной… или сказать, что он занят, пусть поторчит во дворе, на ветру и в холоде… Но потом он передумал.

– Что ж, примем их. Пусть подождут в трапезной.

– Заодно и пожрем. – Эта скотина Клаттербак не мог думать ни о чем, кроме нужд своего брюха. – Позову Панкраса, пускай служит.

Хэл, отрядный кашевар, едва ли не в первый день здесь возопил, что он не в силах прокормить такую прорву народу. Врал, конечно, – с готовкой для сотни солдат справлялся, хотя назвать эти помои едой было весьма затруднительно. Но Клаттербак, вместо того чтоб выпороть мерзавца, пошерстил монахов (это Отто-Карл мог ему позволить) и выудил из них брата Панкраса. Тот помогал Хэлу на кухне и заодно кормил своих плененных собратьев. Правда, Хэл на этом не успокоился, а ныл, что монастырские припасы скоро закончатся и надо добывать провиант. Но это уж забота Клаттербака.

На миг Отто-Карл задумался, не принять ли посетителей здесь, а не в трапезной, которая не выиграла от пребывания там солдатни. Однако отогнал эту мысль. Принять ихв собственно й комнате, пусть даже это временное пристанище, значит установить определенную близость между переговорщиками. Много чести.

Он выждал еще некоторое время, как Клаттербак ушел. Привел себя в порядок, расчесал волосы и бороду (по прибытии он подумывал о том, чтоб ее сбрить, но решил оставить, а то выглядело бы, что он подражает южным обычаям). Нет, он не готовился произвести впечатление на эту южанку, и все же его отличие от простолюдинов, и в первую очередь от Клаттербака, должно быть сразу заметно.

Клаттербака хорошо бы на встречу не допускать. Но не получится. Это покажется тому слишком подозрительным. Придется позволить ему присутствовать хотя бы на первой встрече. Все равно он будет слишком занят жратвой.

Когда он вошел, гости уже были в трапезной. Эбль развалился за столом, и, кажется, ему не было дела до того, что его заставляют ждать. Даму Ивелин заметил не сразу. Она примостилась в самом темном углу, на скамье у стены. Несмотря на то что она была в мужской одежде, ее лицо скрывала маска. Что ж, по крайней мере в этом она соблюдала приличия. И не начинала разговор первой.