Дорога во тьму
Шрифт:
Полагаю, долг Родине отдал сполна и заслужил отпуск. Устрою себе тихие сельские «каникулы». Вот только как расслабиться, когда все мысли сосредоточены на одном? Как подавить тягостные позывы моментально сорваться с места и крушить все на своем пути? Но я слишком долго и мучительно ждал своего часа, чтобы неосторожностью испортить триумф мести. Так что, пусть идет своим чередом, а уж терпения я наберусь, поможет самоконтроль, ну, и некоторые прелести фермерского гостеприимства.
Организм, наполненный свежей кровью, как обычно, требовал разрядки. В прежние времена это мне всегда помогало. Во-первых, горячая ванна, в которой я блаженно отмокал, бальзамируя душевные раны
Ужин за нормально сервированным столом с белоснежной скатертью и крахмальными салфетками после двухлетней голодовки показался сносным, однако эти «колбасники» никогда не сравняться в мастерстве с французскими поварами, хотя, полагаю, старались изо всех сил. Зря, что ли, предупредил, что первыми в пищу пойдут те, кто станет неугоден? Тем не менее, жареная свинина была вполне недурна, особенно, если ее запивать глотком крови из вены молоденькой служанки или мозельским рислингом.
Для удовлетворения похоти на аперитив выбрал Илсе, и не ошибся. Фройляйн оказалась хоть и незамужней, и неопытной, но отнюдь не целомудренной. В первое время она буквально деревенела от ужаса, хоть и старалась угодить лучше любой проститутки, жить-то хочется. Страх - прекрасный стимулятор, она неустанно торопилась воплотить любые мои прихоти. Мне было абсолютно все равно на ее мысли и чувства, сейчас я заботился только о себе. Тем не менее, вскоре немка втянулась и явно начала получать удовольствие.
Делать в поместье решительно нечего. Попытался отвлечься чтением, но единственной книгой на французском обнаружился старый школьный учебник Лары. К сожалению, и на немецком у Нойманов не нашлось ни Гейне, ни Гёте, ни философов, только литература по сельскому хозяйству и домоводству, да многочисленные дамские журналы.
Попробовал читать подшивку газет, чтобы лучше войти в курс событий. Но от их наглой антифранцузской ура-патриотической пропаганды так разъярился, что свернул шею попавшему под руку старику-управляющему. А это сейчас неправильно, слишком расточительно.
От скуки стал придумывать, чем бы развлечься, благо, фантазией не обделен. В гостиной стояло старое расстроенное пианино, к тому же, нашлось довольно много нотных тетрадей. Очевидно, Ларе пытались дать подобие современного образования. Полистав ноты, нашел оперу Глюка «Орфей и Эвридика» на итальянском. Сюжет греческого мифа об Орфее показался мне вполне подходящим, и, согнав Нойманов в гостиную, приказал им
репетировать, чтобы позже насладиться пением, а сам отправился подремать, заранее предвкушая чудовищное представление, не обольщаясь насчет талантов фермерских бошей.
На удивление, вечер прошел не так плохо, как ожидал. Женщины очень старались, выводя арии, а Лара вдохновенно стучала по клавишам, и, в сочетании с их совершенно не оперными голосами, особенно когда фрау Рената пыталась изобразить Орфея, это было настолько комично, что с огромным трудом до самого конца сдерживал хохот, дабы не
сбить пафос. Позволил себе это, вытирая выступившие слезы, после того как прозвучал последний аккорд. Конечно, вместо оперы получилась великолепная комедийная пародия, но раскрасневшиеся то ли от смущения, то ли от усердия, взволнованные немки все же удостоились моей похвалы.
Вторым заходом выбрал Ренату, которая, очевидно, после разговора с Илсе, очень заинтересованно
Чтобы внести разнообразие в культурную программу, поддавшись ностальгии по Родине, на следующий день поручил немкам танцевать канкан под аккомпанемент патефона. Оценив стройные ноги, лихо взметающие вверх пышные юбки, а также аппетитные полушария Лары в кружевных панталонах, выбрал младшую. На этот раз меня ждало разочарование, в очередной раз подтвердив убеждение, что с целомудренными девицами иметь дело - только время тратить. Лишившись невинности, Лара не произвела должного впечатления, испортив приятный настрой, и, разозлившись, я выгнал рыдающую дуру, потребовав разбудить Илсе.
Обдумав ситуацию и прикинув, сколько предстояло провести в компании Нойманов, решил, что стоит заняться их воспитанием в сфере развития чувственности. Поначалу им показалось это диким, барышни сильно стеснялись друг друга, но я-то подошел к делу профессионально. В ход пошли стриптиз, танец живота и эротический массаж. Когда
же хозяйки немного освоились и, кажется, даже включились в процесс, дошло и до показательных лесбийских игр с судьей и награждающим в моем лице. Постепенно я добился от них почти полной раскованности и изобретательности, и мы перешли к оргиям, привлекая к действу также и служанок посимпатичнее.
Однако никакие развлечения не могли заставить меня даже ненадолго забыть о цели задержки в Пруссии. Картины предполагаемой мести неотвязно крутились в голове, доставляя удовольствие не меньшее, чем плотские утехи. Не зря же говорят, что предвкушение события порой куда значительнее, чем оно само.
Однако было одно обстоятельство, не то, что беспокоящее, но заставляющее задуматься. Раньше я отличался прекрасным самоконтролем, как новичок, вызывая этим уважение. Сейчас же мне постоянно не хватало крови, преследовало чувство, что должен непременно быть полон до краев, подстраховаться, и, здраво рассуждая, понимал, что это превращается в своего рода манию. Как отголосок принудительного высыхания, словно чем больше
я выпью, тем менее вероятность, что снова окажусь в том положении. С этим непременно нужно что-то делать, мне претит сама мысль стать зависимым. Это всегда слабость, а слабостей я не приемлю. К тому же, работницы фермы благодаря мне уже имели бледный анемичный вид, что могло показаться подозрительным, если сюда нагрянут с очередной проверкой. Вскоре я собирался приступить к осуществлению своего замысла, однако отпуск закончился несколько раньше, чем планировал и совсем не так, как хотелось.
После пробуждения от долгого забытья или в силу нервного напряжения, спал я после побега вполглаза, скорее, дремал на грани бодрствования, позволяя себе немного отдохнуть физически. Но в этот раз, изрядно утомленный утехами увлекшейся Илсе, провалился в настоящий глубокий сон. И вернулся туда, куда боялся возвращаться.
Проснулся я от собственного крика; все мышцы тела, до мельчайших, были сведены мучительными судорогами, словно продолжая нести в себе отголоски нечеловеческой боли. Перед глазами стояло лицо довольной ухмыляющейся Клары - моего главного кошмара. Бешеная ярость затопила мозг, и я буквально разорвал в клочья ненавистную немку, даже не успев осознать, что передо мной вовсе не она, а ни в чем не повинная Илсе, испуганная моим звериным рыком.