Дорога войны

Трутнева Алена

– Так утёк бы.

– Не могу.

– Отчегось? – Гельда и её дети вернулись к прерванной трапезе.

Айзек пристроился с краю и пододвинул к себе чашку.

– Мне некуда идти. Да и повесят же. Не любят у нас перебежчиков.

– Но они можут тя не поймати, – подал голос мальчик.

Пёс указал на своё лицо.

– Думаешь, с таким-то узором я смогу спрятаться?

Мальчик с восторгом посмотрел на шрам Айзека.

– А гиде…

– Буде дурных вопросов, Кей, – оборвала сына мать. – Доядай и шурсть спати!

Но

не успели они лечь, как случилось то, чего страшился Айзек: несколько набравшихся наёмников принялись тарабанить в дверь. Айзек мгновенно подскочил.

– Слушайте меня, и всё обойдётся. Ты, – Пёс подобрал с пола одеяло и кинул притаившейся на печи девушке, – накройся с головой и смотри не высовывайся. Гельда, держись поодаль, мало ли что взбредёт им в головы, а сына спрячь.

– Меч? – прошептала перепуганная женщина. – Отдати те меч?

Айзек покачал головой.

– Он мне ни к чему, за убийство своих меня повесят тут же, за порогом. – Он взял стоявшую у двери кочергу и, спрятав за спиной, шагнул к двери. – Всё будет хорошо.

Пес дёрнул за ворот рубаху, распуская шнуровку, взлохматил волосы и распахнул дверь.

– Чего надо?

– О, да тута уж есть гость, – пьяно протянул один из карателей. – И веселье тож-ж в полнейшем разгаре.

– Вам какое дело? Шагали мимо – вот и шагайте.

– Нам тут шепнули, что здеся живёт красивая молодка. Неплохо бы и нам поразвлечься.

Айзек опёрся рукой о косяк, перегораживая вход.

– Девка уже при деле.

– Эт мы поняли. – За спиной говорящего послышались смешки товарищей. – Но ты же не прочь поделиться добычей с боевыми товарищами? Пустим её по кругу, а?

Пёс холодно улыбнулся.

– Не выйдет. Ненавижу делиться добычей. Девка – моя, только моя и на всю ночь. Приходите утром – подберёте объедки.

– Эт мы ещё посмотрим. – Наёмник шагнул вперёд, намереваясь оттолкнуть Айзека в сторону, но не тут-то было. Удар в челюсть сбил мужчину с ног.

– Я сказал, что не намерен делиться. – Пёс угрожающе качнул кочергой. – Найдите себе другие подстилки и не мешайте мне развлекаться!

– Ах ты, падла! Ишь, вздумал перечить! – Наёмник выдернул из-за пояса кинжал.

– Не будь дураком. Сплясать на суку захотел?

– Ежли будешь зарытым на задворках трупом, никто и не узнает…

Айзек шагнул за порог в ночь, захлопнув за собой дверь.

Стоило двери вновь распахнуться, как Гельда рванулась к ней, сжимая в трясущихся руках меч.

– Это я, всё в порядке. – Айзек отбросил кочергу в сторону.

– Ты жи не… – со страхом уточнила хозяйка.

– Пара поломанных носов и куча синяков.

Дочка Гельды, соскользнув с печи, протянула Айзеку одеяло.

– Бери, ты озяб. – Она потупилась. – Они не вернуцца? Ну… Помстити?

– Не сегодня. Сегодня они слишком заняты развлечениями.

Девушка побледнела, вполне понимая, что имел в виду Пёс, и поспешно отвернулась. Айзек положил на стол кинжал.

– Вот. Отобрал у одного. Вам пригодится.

– Исполать! – Гельда осторожно коснулась пальцами оружия.

Айзек вздохнул.

–

Вам бы уйти из посёлка до утра. И желательно подальше.

Гельда подняла на него испуганный взгляд.

– Следы нашинских уж не сыскати. А я одна в лесу с двумя детями. Кей мал, да и Иветта… – Женщина осторожно, почти что бережно положила ножны с мечом на стол, рядом с кинжалом. – Мы сгинем тама, Айзек.

Пёс собрался было ответить, но передумал и лишь молча кивнул. Лес – не спасение для них. Но как сказать давшим приют, что за его спиной стоит смерть, что их отряд – не простые наёмники и, уходя, они не оставят выживших? Как заставить выбирать между смертью в собственном доме и смертью в снегах?

Гельда спала неспокойно, время от времени вскрикивая во сне, на печи ворочалась Иветта, и только Кей спал крепко, обняв ножны от меча Айзека. Сам же Пёс бесконечно смотрел в тёмный потолок, тугие узлы мыслей сплетались в голове, не давая покоя. Он слишком хорошо знал, какое страшное утро ждало их. Утро, которое станет последним для целого селения. Утро, когда он в очередной раз смирится с кровавой жестокостью и предпочтёт промолчать, отвернуться, сохранить свою никчёмную шкуру. Айзек уже видел однажды, как сжигают деревню, оставляя лишь жалкую горстку выживших – тех, кто разнесёт вести о том, как карается предательство своих. Чудовищные сцены, от которых кровь стыла в жилах, после которых невозможно спать по ночам. И как долго он ещё будет молчаливо подчиняться, уговаривая остатки человечности в себе, что он лично не сжигал заживо и не зарубал мечом детей и калек. Но он был там, свидетель и соучастник. Есть ли в мире прощение за такое?

Айзек рывком поднялся с пола, схватил свой кинжал, плащ и постарался бесшумно отодвинуть щеколду.

– Ты кудыть? – сонный голос Иветты нагнал его на пороге.

– Спи. Мне нужно подумать и пройтись. Запри за мной дверь.

Тёмная улица была до краёв полна обманчивым покоем и застывшей в ожидании беды тишиной. Сколько у них осталось до резни, что устроят каратели? Есть ли шанс спасти хоть кого-то? Что можно противопоставить получившим благословение командира убийцам?

В дальнем конце улицы показалась группа пьяных наёмников, и Пёс укрылся в тени между домами. Не угадаешь, кому можно доверять, а кому нет, быть может, за пособничество обещано спасение старосте или местным святошам. Хотя вот насчёт последних стоило разузнать.

* * *

– Кеана действительно попросила взять тебя с нами.

Саламандр, сидевший у стола, был совершенно спокоен. Илен изображал крайнюю увлечённость какими-то бумагами. А Савьо не мог стоять на месте – нервозность гнала его от стены к двери и обратно, по бесконечному кругу.

– Это из-за Дара, да?

– Дара… – Саламандр потёр переносицу. – Да, Кеана стремилась употребить твой Дар на благое дело – на помощь нам, к примеру. Дескать, одно твоё присутствие способно перевесить предначертанное и развернуть расклад судеб по-другому. Для Кеаны это было важно – пристроить тебя хотя бы на первое время.