Дорога ярости
Шрифт:
Адам хватается за стол с такой силой, что белеют костяшки пальцев. Кейн крутит в руке стакан, не сводя с него глаз.
– К чему ты клонишь? – сухо спрашивает Сэди.
– К тому, Сэди, что все принадлежит Бладам. Если нам чего-то хочется, мы этого добиваемся. И не успокаиваемся, пока не получим. Все. Хорошо ли, плохо ли, неважно. Будь то правильно или неправильно. С последствиями или без. Мы ни перед кем не держим ответ. – Он смотрит на Адама. – У нас есть принципы, если это можно так назвать. Мы не ездим со Стоунами. – Он переводит взгляд
Кейн откидывает голову и одним глотком допивает огненно-красную жидкость. Со стуком ставит пустой стакан на стол и кривится, будто съел лимон. Наконец Кейн произносит, не поднимая глаз на Леви:
– Земля Бладов осталась далеко позади, – бормочет он.
Ветер воет и стучит в окна салуна.
– Повтори, что ты сказал, чужак, – Леви подается вперед.
Кейн спокойно встречает его взгляд и медленно произносит:
– Сэди попросила тебя уйти. Вежливо. Я просить не буду.
Леви трет подбородок. Вскидывает голову, смотрит на них свысока сквозь полуприкрытые веки. Губы его кривятся в презрительной усмешке.
– Ну ничего, мы с тобой после поговорим, – угрожает он. Переводит взгляд на Адама и Сэди. – Наш разговор еще впереди.
С этими словами он разворачивается, кивает Уайатту, и оба скрываются в тени.
27
Пятница, 8-е число, 03:15+116 часов
Он плывет высоко над пустыней, глядя вниз на песчаные волны, на каменные метки, на валуны в глубоких трещинах, на иссеченные ветром, осыпающиеся горы. На востоке встает серебристое солнце, и в небе цвета молока тянутся полосы перистых облаков. Между гор змеится зеленая долина. А посреди долины течет река, и вода в ней голубая.
– Адам!
Он скользит над долиной, сознавая, что это все не наяву. Он понимает, что это мираж. Сон. Зеленых долин и голубых рек не существует.
– Адам, ты меня слышишь?
Долина скукоживается, расплывается, и цвета растворяются в сплошной белизне.
– АДАМ!
Он открывает глаза и видит стоящую над ним Сэди. Моргает, смотрит на нее. Лицо ее освещает свеча. Глаза сияют в тени.
Адам срывает со рта кислородную маску и пытается сглотнуть. Горло пересохло. Он привстает на локтях. Он лежит на кровати с подушками. Гоночный костюм висит в ногах. Его поджарое тело покрыто испариной.
– Кайфуешь? – спрашивает Сэди. – Где ты был?
– Где-то не здесь, – отвечает Адам, оглядываясь. В отгороженной занавесками комнате горят свечи, пахнет благовониями и потом.
Адам протягивает руку и чуть отдергивает проеденную молью занавеску. В полумраке он видит людей, которые лежат на кроватях с подушками, вроде той, на которой сидит он сам. От кислородных масок на их лицах в стену уходят трубки. Кислород здесь бесплатный. За счет организаторов Гонки. Служебный КРОТ первого поколения двигается по комнате и проверяет, правильно ли подсоединены трубки.
Адам отпускает занавеску.
– Буря еще продолжается?
– Ветер
Адам садится на кровати и поводит плечами. Затекшие ноги покалывает.
Сэди устраивается рядом с ним.
– Тебе лучше?
Адам кивает, слушая, как скрипят пружины под ними обоими. Ему действительно лучше. Просто отлично. Голова не болит, и, если не считать пересохшего горла, вообще ничего не беспокоит. Даже лодыжка и поврежденные нервные окончания на левой руке.
– Нормально, – отвечает он.
Сэди кивает. Глаза ее блестят.
– Я так и знала, что ты поправишься.
Адам же, сам не понимая, почему, отнюдь в этом не уверен. Наверно, потому что никак не может забыть сон. Такие сны всегда его тревожат. Они необъяснимы.
Сэди берет его левую ладонь в свою и поворачивает. Касается того места, где был большой палец. Адам не отнимает у нее руку, но ничего не говорит.
– Что скажешь? – наконец спрашивает Сэди. – Про нас?
У Адама шумит в ушах. В глазах Сэди появляется какое-то новое выражение. Не уверенность, не злость, а что-то другое. Скорее, голод.
– Про… нас?
– Что с нами будет? Когда кончится Гонка.
– Ну, я… то есть я никогда… – Он лихорадочно соображает, что сказать.
Вдруг Сэди толкает его на кровать и целует. Крепко. В губы.
Опирается о его плечи, выпрямляется, скрещивает руки на груди и смотрит Адаму в лицо. Он лежит неподвижно, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Шок. Изумление. Вожделение.
Сэди прикусывает нижнюю губу. Тянется к нему. Ее горячий язык у него во рту. Он накрывает ее грудь ладонью, уже ни о чем не думая. Сердце бьется все чаще. Он чувствует жар ее тела и запах ее кожи. От Сэди пахнет пылью и травой, древесным дымом и нагретыми на солнце камнями. У Адама сводит нутро от желания.
Он ее жаждет.
Сэди отстраняется, переводя дыхание. Адам смотрит на нее. Она снова приникает к нему. Ее теплое дыхание щекочет ему лицо. Ее глаза так близко, что можно разглядеть красные капилляры и прожилки зрачка, похожие на распущенные нити крашеного хлопка. Он скользит глазами по ее коже, по пыли, въевшейся в мелкие морщинки, по бисеринкам пота у нее под глазами.
Сэди впивается пальцами ему в плечи. Какая приятная боль. В голове у Адама лихорадочно проносятся мысли.
Это не сон. Я и Сэди Блад. Это реальность.
Его руки оживают. Вцепляются в ее гоночный костюм и принимаются тянуть, рвать, расстегивать. Дрожащими пальцами в мозолях он касается ее кожи. При виде ее наготы Адам застывает. Впивается взглядом в ложбинку на шее, в крохотную жилку, которая бьется под упругой кожей. Скользит глазами по хрупким, как у птицы, ключицам, выпуклым ребрам, плоскому животу, темному пупку. Сэди, вздернув подбородок, смотрит на Адама.
Он тянется к ней и припадает к ее губам, точно пьяница к бутылке «Реактивного топлива».