Дорога. Записки из молескина

Гончарова Марианна Борисовна

Полицейский, парень ошеломительной красоты, не нашей учтивости и белозубости по имени Дэвид, сказал, что у них в Стратфорде никогда и никто не пропадал, что везде на табличках все написано на разных языках и что везде стрелочки с картинками для безъязыких туземцев. Придут! – махнул он рукой, – куда денутся. Подождите тут.

Но тут позвонили с другого участка и сказали, что какие-то странные уставшие и очень опечаленные люди с вещами ездят по кругу на колесе обозрения в парке, хулиганят, горланят что-то оттуда сверху, тыкают пальцами в разные стороны, громко перекликаются между собой и не хотят с него сходить.

Мы с Айрини помчались в парк, где вокруг

аттракциона уже собрались зрители, и стащили с этого чертова колеса наших «молодых фермеров». Как же они меня костерили! А я их жалела, извинялась, каялась и робко указывала на стрелочки с картинками. А они, заморенные, беспомощные со своими пожитками, запыленные, даже подзагоревшие там, наверху, говорили, что они два часа играли в казаков-разбойников – носились по этим стрелочкам, и все равно возвращались в этот же парк. И тогда самый изобретательный «молодой фермер», налоговый инспектор Кущик, предложил всем залезть на колесо обозрения, чтобы сверху увидеть, где стоит их автобус, или чтобы их легкомысленные сопровождающие увидели их наверху. Для этого они и орали по очереди по мере поднимания каждой корзины с «молодыми фермерами» на самую верхушку колеса. Одни оказались на верхушке, кричат:

– Аэ-э-э!!! Вон она!

Следующие наверх подползли, увидели вдалеке нас с Айрини:

– Мы ту-у-ут!

Кульбаба с Петечкой – и ведь сами же виноваты, увели народ за собой, кто их просил, – они поднялись, и нет чтобы раскаяться, давай надрываться:

– Сюда смотри! Ду-у-ура!!! Мы вот они!!!

Словом, привлекали мое внимание, пока я слушала, как балалаечник тарабанит ложками себе по коленкам.

Конечно, после многоразового триумфального круиза на чертовом колесе моя юрба не захотела в тот день ехать никуда. Я очень призывала и обещала всех водить как на веревке и следить за каждым. Нет, они захотели только в автобус, ехать и смотреть в окно. А еще лучше пообедать плотно, вкусно и лежать, все.

Много чего еще интересного, необычного и забавного показали нам британцы. Я очень пристально следила за каждым из моих «фермеров» и больше их не теряла, хотя была уверена, что неприятности по возвращении у меня будут. Что я получу и за рассеянность, и за позор в парке, и за обращение в полицию, да мало ли еще за что…

Но к счастью, очень быстро времена переменились, и я продолжала еще не раз поддаваться на искушения западного мира.

А Кульбаба и Петечка почему-то до сих пор делают вид, что они, во-первых, малознакомы, во-вторых, что они ни в чем не виноваты.

А кто виноват, спросите? Ну, не Пушкин же… Шекспир во всем виноват, британское «наше всё»…

Рассмешить гвардейца

Какое главное развлечение туристов в Великобритании? Кроме осмотра достопримечательностей? Мадам Тюссо? Ну вы тоже! Вы говорите о Музее восковых фигур мадам Тюссо?! Да глупости! Сейчас этих восковых болванов по всему миру столько налепили, прямо тесно от них в нашей человеческой жизни. Они стали выбираться на улицы наших городов, сидеть в ресторанах, ходить на выставки, презентации, развлекаться в ночных клубах, совершать преступления, баллотироваться в депутаты и выступать на теледебатах, усиленно защищая права восковых фигур. Бывает, включишь телевизор, а там голова хлоп-хлоп глазами, и вдруг рот раскрывает и молвит… голосом человеческим. И такое молвит… Ну да ладно.

Друзья мои говорят, что самое симпатичное во мне не внешность, не фигура и не мой тонкий пытливый ум, что, как муж говорит, является безусловною выдумкой, не легкий

шаг, не всякие умения и способности, а мой смех. Наш областной музыкально-драматический театр, когда играет комедию, всегда присылает мне пригласительные на первые несколько спектаклей. Во-первых, своим идиотским смехом я вдохновляю труппу, во-вторых, завожу публику вокруг себя. Что есть, то есть. Если я говорю с кем-нибудь по телефону и начинаю смеяться, сеть не выдерживает, отключается. А сколько было сорвано уроков в школе. А встреча с депутатом… Многие вспоминают. Последним был мной осмеян обалденный по своей авантюрности многолюдный очень платный семинар-практикум «Стратегии когнитивных и поведенческих актов для получения лучшего уровня контроля и повышения эффективности деятельности переводчиков компании».

Вот как-то один детский писатель – хороший писатель, добрый, умный, и очень смешные книжки пишет – загрустил. А все почему – он вегетарианец, и у него очень высокие требования к еде, которую он сначала тщательно обнюхивает на предмет свежести. Поэтому чаще всего он питается, как библейские пастухи в часы невзгод и лишений, сыром и вином. А тут пришел он на фуршет, а на столах ну ничего. Имеется в виду, для него. Он прямо скис, нос повесил. Вот, говорит, смотрю в глаза это крабовой палочке, раздумываю о нелепой ее жизни, и мне грустно. Мне грустно, что мало чего вкусного тут, на столах, среди этого изобилия неполезной еды. Почти ничего.

А я ему отвечаю, а мне весело. Потому что много чего смешного вокруг столов, почти все!

Смеяться – это такая же неотъемлемая часть моей жизни, как дышать. Поэтому я езжу в Великобританию для того, чтобы дразнить гвардейцев. Не пробовали?

Ну, например, в Букингемском дворце. Стоит такой гигант исполинский, закаленный, невозмутимый в медвежьей шапке, красном кителе, стоит и не шевелится. Прямо как восковая фигура. А туристы ему в лицо заглядывают, анекдоты рассказывают, хохочут, а он как будто и не слышит. Ну, иногда только уголок губ дрогнет, незаметно. Держится изо всех сил. Но и это не самое интересное. Я, например, предпочитаю дразнить гвардейцев в Шотландии, в городе на семи холмах Эдинбурге, как шотландцы его называют, Эдинбэрэ.

Вот стоит такой милостью божьей гвардеец пехотного гренадерского полка, очень живописно одетый – килт из тартана, плэйд, форран, блэнгери… Ой, столько непонятных слов. А на самом-то деле – юбочка в клетку, плед на плече, сумка меховая на… на… ну… впереди, пилотка с лентами на затылке, как у наших матросов, белые перчатки и гольфы, как у детсадовских детей. Красавчик.

– Лиззи, – говорит одна пожилая американская туристка подруге, – ты посмотри, какой он секси в этой своей юбчонке, с этой торбой на… на… ну, впереди, и этом своем одеяле на плече…

И все умирают от смеха рядом, только он стоит надменный в своем килте, глазами – далеко, там, где сердце Роберта Бернса. А оно, как водится, – в горах. Стоит такой гордый в своем одеяле. Потому что на юбке и одеяле у него черно-красные цвета клана Стюартов. А это даже не Дугласы и не Макдональды… И охраняет он не что-нибудь, а сердце шотландской истории – Эдинбургский замок со всеми его каменными воспоминаниями, пыточными орудиями, сокровищами шотландской короны, часовней в память лучшей из шотландских королев леди Маргарет, тайнами, замурованными в толстенные мшистые стены, призраками и гигантским собором, где хранятся Книги Чести Шотландии, куда еще в позапрошлом веке гусиным пером внесено имя прапрапрадеда его Джона Стюарта, павшего за честь Великобритании в Афганской войне.