Дорогами судьбы
Шрифт:
Но Шарлотта знала, что может быть сильной. Она была счастлива еще минуту назад, делясь ягодами со своей сестрой и подругой. В тот момент ей не нужен был Люк, и она заставит себя не нуждаться в нем больше никогда.
— У тебя встревоженный взгляд, — сказал Белый Лис, внимательно глядя на Люка и передавая ему трубку.
Люк засмеялся, втягивая дым, которого он давно уже не пробовал.
— Кажется, все мое тело встревожено, — сказал он. — Я старею, Белый Лис.
Индеец — сам уже пожилой мужчина, длинные волосы
— Мужчина, который учит мальчика стрелять из лука, не может быть старым, — тихо произнес он.
На миг Люк углубился в воспоминания, пришедшие, кажется, из другой жизни, хотя речь шла о дне, который от дня сегодняшнего отделяло всего четыре года. Тогда он познакомился с несколькими индейцами-канза во время очередного привала. Пятилетний мальчик, внук Белого Лиса, которого звали Быстрое Перо, плакал, потому что братья дразнили его за то, что он не мог попасть в цель из лука. Рассерженный мальчик отказался принять помощь отца и Белого Лиса и ушел в прерии, утащив с собой свой лук и несколько потрепанных стрел.
Люк решил, что стоит попробовать предложить мальчику поднатаскать его. Примет Быстрое Перо его помощь или нет, он не знал. Люк подошел к нему и указал на куст, который будет его целью, затем объяснил, что нужно задержать дыхание перед тем, как отпускать тетиву. Чтобы было понятнее, он положил свою руку на руку мальчика. «Это твоя единственная ошибка, Быстрое Перо», — сказал он мальчику тогда.
Быстрое Перо какое-то время упражнялся в стрельбе под присмотром Люка. Когда они вернулись в лагерь вместе, его глаза ярко сияли гордостью, ведь он мог продемонстрировать обидчикам свое мастерство.
И Белый Лис радостно улыбался, когда они вместе с Люком смотрели на него. «Из тебя получится прекрасный заботливый отец, — сказал вождь племени Люку. — Ты был счастлив, когда помогал моему внуку».
— Ты умираешь от печали.
Это скоро пройдет, говорил себе Люк, это острое, сильное чувство боли и вины. Но он знал, что лжет самому себе. Разве может исчерпать себя печаль по двум любимым людям, потерянным навсегда? Или это будет продолжаться вечно?
Он все еще помнил — сейчас лучше, чем когда бы то ни было, поскольку с ним снова был Белый Лис, — радость, которую он ощутил, когда Быстрое Перо поднял на него глаза, сделав свой первый точный выстрел. Представлял, как будет передавать Джону все навыки, полученные им самим в путешествиях, и думал, как здорово, что они с сыном смогут всю жизнь пройти рука об руку, обучая друг друга… Но маленький Джон умер, потому что Люк в очередной раз погнался за своими эгоистичными мечтами.
— Расскажи мне о своих тревогах, — сказал вождь.
Люк покачал головой, вспоминая слова Пармелии о том, что Джон, долгожданный и желанный ребенок, был ниспослан им Богом и ничего плохого с ним произойти не может.
— Что сделано, то сделано, — тихо сказал он. Он никогда и никому не открывал своей души, и теперь не собирался этого делать. Чувства мужчины — его слабое место.
— Но ведь
Люк пристально посмотрел на него. У него появилось ощущение, будто его ударили в живот, но одновременно с болью пришло какое-то странное облегчение.
— Откуда ты узнал?
— Это горе, которое разрушает душу мужчины.
Люк чувствовал, что его душа снова готова закрыться.
— Может быть и так, но с этим ничего не поделаешь.
— Оно съест тебя заживо, твое горе, если только ты не отпустишь его.
— Без обид, Белый Лис, но ты не знаешь, о чем говоришь. Белый Лис приподнял бровь.
— Я точно знаю, о чем говорю, мой друг. Я жил своей собственной жизнью. Я шел дальше. Я создал новую семью.
Любопытство Люка почти взяло верх над сдержанностью. Что именно случилось с семьей вождя? Но потом он передумал задавать вопрос.
— У тебя было так, — сказал он. — А у меня все по-другому Белый Лис бросил на Люка долгий и тяжелый взгляд. Люку показалось, что время остановилось, и он потерял способность шевелить руками и ногами. Белый Лис между тем внимательно смотрел на него, и Люку казалось, что он поддается действию его чар.
— А теперь послушай, — сказал Белый Лис.
— Что?
— Просто послушай, — сказал Белый Лис. — И скажи мне, что ты слышишь.
Вдалеке Люк слышал голоса детей — наверное, это были малыши Вестроу, которые очень часто пели песни.
— Кто-то поет, — сказал он. — И обычные звуки животных — мычание быков, ржание лошадей…
Белый Лис прищурил глаза.
— А еще?
— И… — Люк засмеялся. — И голос старого, говорливого вождя, задающего мне кучу бесконечных вопросов.
Он видел, как поднялись уголки губ Белого Лиса. Но затем лицо старого индейца стало серьезным.
— Если ты хорошо прислушаешься, — сказал он медленно, — ты услышишь голоса своей жены и своего мальчика.
Люк не хотел слышать их голосов. Он вспоминал голос Джона, — иногда. Но бывали дни, когда он не мог этого сделать, когда он просыпался и старался вспомнить детский голос Джона и не мог; дни, когда лицо его мальчика превращалось в памяти в расплывшееся пятно; когда он не мог даже вспомнить свои ощущения от его мягкой кожи, не мог вспомнить, каким был его нос, или рот, или подбородок, или как мягко маленькая ручка мальчика ложилась в его руку.
— Мой мальчик умер, — сказал он. — И моя жена умерла.
— А их духам нужно многое тебе сказать, — сказал Белый Лис, все еще глядя в глаза Люка, а скорее, ему в душу. — Если бы все случилось иначе, и умер бы ты, а твои жена и сын остались живы, ты хотел бы, чтобы они жили, превратившись в ходячих мертвецов?
Люк ничего не ответил.
— Ты можешь, — спросил Белый Лис, — Люк, ты можешь вспомнить их лица? Ты можешь вспомнить, как они пахли? Ты можешь вспомнить, каким был их смех?