Дороги и Тропы

Ларина Виктория

Местность, по которой легко скользила подгоняемая чужими чарами Тайри, и медленно продвигался вслед за ней Лоцман, была куда страшнее Тропы и холоднее Гроннских ледников. Все тот же встречный ветер постепенно слабел, словно уверившись, что помешать он не сможет. Вскоре усыпанный острыми камнями и ледяными глыбами подъем закончился, и под ногами захрустело снегом ровное, как стол, плато. Даррен знал, что оно для всех заканчивается обрывом. Гранью, последней чертой, да как только ее не называли… Прямо пролегала широкая утоптанная дорога, по ней во все времена следовали тысячи и тысячи. А дальше, почти у самого края,

от нее отходила узкая тропка, и снег на ней был всегда окроплен свежей кровью. Вела она в странное место, более непроглядное, темное и жуткое, чем тьма за Гранью. Ненасытная Пасть, забирающая все, включая посмертие, и чужую память о жертве. Целительнице оставалось пройти всего пару десятков шагов до развилки, а Даррен в очередной раз не успевал.

— Тайонна! Тайри! Стой! Пожалуйста, подожди!

Тайри на секунду замерла, потом тряхнула головой и пошла еще быстрее.

— Да стой же! Посмотри на меня!

Бесполезно. Не слышит или не хочет слышать, зато видит нечто, созданное специально для нее подлыми чарами кинжала и стремится к этому… Откуда он взялся? И кто это вообще такой?!

У развилки, на кровавой тропке стоял зверь, более всего напоминающий не очень крупного волка. Глаза отсвечивали болотной зеленью, по черной шкуре постоянно пробегали сполохи, и тогда казалось, что это не шкура, а рябь на воде. На морде и шее отливали золотом и серебром какие-то призрачные знаки. Тайри, точно не видя препятствия, сделала пару шагов к тропе. Волк подобрался и зарычал, вздыбив шерсть на загривке. Он явно был союзником и не пускал целительницу к Ненасытной Пасти.

— Уводи! Уводи ее скорее, пока я могу удерживать жадность и голод Пасти! Ну же! — расслышал Даррен в зверином рыке. А голос-то знакомый! Не может быть…

— Не хлопай глазами, Лоцман! Я думал, ты куда решительнее. Давай, попытайся достучаться до нее еще раз. Увы, она должна пойти доброй волей.

— Но как ты…

— Не важно. Я успел, это главное. Убирайтесь отсюда оба… — знаки на шерсти волка вспыхнули на мгновение, а потом погасли, рык сорвался в хрип.

— Она любит тебя. Она будет тебя искать.

— Я тоже ее люблю. А вот искать меня не нужно. Уже…

— Но почему ты не пришел раньше?!

— Повторяю, не трать время, Лоцман! Я сделал то, что еще мог для нее сделать. Знаешь ли, когда неспособны сломить волю и искалечить душу, ломают и калечат тело. Отвратительно, когда ты уже почти перестал быть человеком, но остаешься магом и ничего не можешь… Я смог, и рад этому. Уходите же! — волк встряхнулся, ударил в промерзшую землю передними лапами, и Тайри, а вместе с ней и Даррена отбросило к началу протоптанной дорожки.

— Тайри, милая, обернись. Пойдем домой, — позвал Лоцман, и она медленно повернула голову на голос, точно не видя его. Может, и вправду не видела?

— Зачем? Кому я там нужна? Мое место здесь, меня ждут…

— Дома тебя тоже ждут, ты же не бросишь родителей, брата, друзей… Тайри, не отворачивайся! Послушай! — Даррен сорвался на шепот, но кто-то другой, дремавший глубоко внутри, расправил плечи, вздохнул полной грудью и сказал глубоким и сильным голосом — именно таким, который только и можно услышать, когда все чувства застилает смертный морок. — Ты мне нужна — навсегда, как сердце, как солнце, я без тебя жить не смогу.

Она замерла, потом сделала шаг в обратном направлении,

оглянулась в сторону развилки, но там уже никого не было. Только нависало над близким — руку протяни — горизонтом нечто хищное, чернее тьмы. Кто-то шагнул ей навстречу, обнял ее так нежно, так горячо, что холод в страхе бежал из тела, сердца и мыслей. Кто-то прижал её к груди, совсем близко сияют зеленые глаза, ей шепчут: ничего не бойся, со мной — ничего не бойся! Рвут ветер и пространство сверкающие золотые крылья, что-то быстро и глухо бьется под гладкой то ли кольчугой, то ли чешуей, и Тайри понимает, что это сон. Всего лишь сон, где кошмар по счастливой прихоти неизвестно кого закончился доброй сказкой. Она улыбается — как же можно не улыбаться, если счастье полета едва не разрывает тебя на части? Улыбается, пытается распахнуть руки, как те крылья, что несут ее в вышине, и открывает глаза.

Лоцман рядом, усталый, но спокойный, можно даже сказать — счастливый. Тайри его не видит, но почему же так уверена в том, что он чувствует? Откуда взялась новая нить? Не ученическая, не целительская, совсем другая… Даже не нить — струна! Звонкая, яркая, отзывающаяся на любой порыв и приносящая в ответ волны нежности и тепла. С ней теперь, наверное, придется жить. Главное еще вспомнить, как это — жить. А еще гложет ощущение безвозвратной потери, но не поймать пока, не осознать, кого или что потеряла. Мысль ускользает, не дается, точно не хочет быть узнанной…

— Забирай девушку и возвращайся домой, молодой князь. Это сражение мы не выиграли, цену победы заплатили за нас. К чему это приведет, я не знаю, но сердце мое полно тяжких предчувствий, — молвила Двуликая.

— Но ведь получается, что Весы не затронуты, госпожа! — почему у Лоцмана такой слабый голос и он так тяжело дышит? С ним что-то случилось?

— В этом-то все и дело. Отступник, не осуществив месть, не получив вожделенного права хода, может перевернуть доску. С него станется. Поэтому я прошу тебя: будь бдителен и очень осторожен. И береги целительницу. Ничего еще не закончилось.

Даррен — непривычно бледный, очень строгий — подошел к Тайри, помог ей подняться и открыл портал.

— Госпожа, что бы вы ни говорили, без вашей помощи я бы ничего не смог и не успел. Спасибо вам, — Лоцман низко поклонился Двуликой.

— Не за что меня благодарить, — ответила богиня тиншельтов, — Запомните оба: скорее всего Отступник захочет реванша. На вас начнется охота, а возможно, он придумает что-то пострашнее. Если поймете, что целью его уловок являетесь именно вы, если это облегчит жизнь многим другим, вам всегда открыта дорога в этот храм. Отступнику не увидеть того, что спрятано под моим покровом, и ваш дальнейший путь будет сокрыт от него.

Даррен кивнул и исчез в серебристой арке перехода, ведя за руку целительницу.

Двуликая печально прошептала им вслед:

— Простят ли они меня, поняв, что я сделала?

— А что ты сделала, Милостивая? — спросил высокий человек в сером плаще с глубоким капюшоном, — связала то, что и так связано? Не дала погибнуть в зародыше плану Создателя, а, впоследствии, подарила мирам нескольких Хранителей и сильных волшебниц? Не дала уничтожить интересную линию судьбы? Ты же знаешь, я редко за кем наблюдаю персонально и пристально, но на эту конкретную жизнь я рассчитывал. А ее чуть не отняли.