Дороги и Тропы

Ларина Виктория

Младшая леди Даллет обняла колдунью:

— Спасибо, Одри! Я обязательно буду прислушиваться к твоим советам.

— Удачи вам на Тропе, госпожа моя. Мы все вас будем ждать. Знали бы вы, как ваш отец волнуется каждый раз, когда вы…

— Знаю, Одри, только ты ему об этом не говори. Он изо всех сил старается показать, что перестал за меня бояться лет десять назад. До свидания.

Уходя, Тайри почувствовала спиной не только взгляд провожавшей ее до дверей Одри. С балкона, из-за увитых цветами колонн, смотрела мама. На ступеньках оранжереи грелся на солнышке лейтенант де Рейвен, а в окно кабинета глядел вслед отец. Именно поэтому она не обернулась (плохая же

примета!), но старательно помахала рукой.

Наставник сидел за столом и что-то писал. Не отрываясь от своего занятия, он кивнул Тайри на стоявшее рядом кресло. Девушка бесшумно примостилась на краешке — нормально устроиться не давал дорожный мешок.

Мастер Гайдиар отложил перо и с улыбкой спросил:

— Отважная исследовательница Троп в полной боевой готовности, как я вижу?

— Думаю, да. Увы, артефакт, о котором мы в прошлый раз говорили, раздобыть не удалось.

— Ничего страшного. Надеюсь, нам не придется даже вспомнить о нем. Посидите смирно, я проверю, хорошо ли вы запечатали каналы силы.

Тайри замерла, даже дышать старалась реже. Наставник же просто смотрел на нее долго и очень внимательно, никакой магии ученица не почувствовала.

— Что ж, все хорошо, даже придраться не к чему. Раз мы готовы, надо отправляться. Не стоит терять время, — сказал он, поднимаясь. Подхватил с пола мешок, нарочито театрально повел рукой. — Прошу вас, леди…

Легкая жемчужно-серая арка воздвиглась прямо посреди кабинета.

— Как вы помните, войти на Тропу можно где угодно, — напомнил наставник, — а вот ближайший привал будет нескоро.

До обещанного привала Тайри успела не просто устать — вымотаться. Тропа сегодня была куда менее дружелюбна, чем в прошлый раз. Идти по пружинящей под ногами серой "шкуре" стало необычайно тяжело, а мастер не давал замедляться, наоборот, увеличивал темп. Разговаривать было некогда, да и не удобно: рядом идти не получалось, потому что тропа сузилась до предела. Казалось, что туман цепляется за плечи и тянется потом длинными неопрятными нитями, будто старая паутина. Наконец, сбоку возник круглый "лаз", куда можно было пройти, лишь согнувшись в три погибели. По этой норе они почти бежали, и Тайри начала мечтать о том, как здорово было бы упасть где-нибудь на мягкую травку, вытянуть гудящие ноги, распрямить затекшую спину и больше никуда не идти…

В общем-то, так и получилось, только вместо травы оказался тончайший серебристый песок, а где-то рядом шумело море. Прибой звучал незнакомо, выговаривал чужие слова — едва слышно, на выдохе, точно у него не осталось сил. А над всем этим висело низкое блекло-голубое, какое-то выцветшее, небо, с которым что-то было не так. Юная леди Даллет не сразу поняла, что на нем не было солнца, облаков, птиц… вообще ничего. Странная пустота царила вокруг, и от этого печалью и холодом сковывало сердце.

— Какое удивительное место, — вздрогнув, сказала она, — никак не могу понять, что оно мне напоминает. Скорее всего, незаконченную акварель. Или художник рисовал по памяти виденное им давным-давно, а детали забылись. Он очень расстроился, бросил кисти и ушел.

— Интересные у вас сравнения, миледи, кстати, очень верные. Дело в том, что это — осколок некогда существовавшего мира. Возможно, последний. Не знаю, каким мир был раньше и почему стал разрушаться, но ощущение изначальной незавершенности возникает у всех, кто смог побывать здесь. Лично я думаю, что вновь созданный мир просто некому было хранить и созидать дальше.

— Он не был населен разумными существами?

— Наверное, и неразумными тоже. В любом случае, мы уже не узнаем. Этому осколку

недолго осталось, вряд ли больше сотни лет. А жаль… — искренне вздохнул наставник. — Здесь хорошо отдыхать.

— И думать. А рассеянная в воздухе печаль ничуть этому не мешает.

Наставник кивнул, поднялся и протянул руку своей ученице.

— Вставайте, миледи. Пойдем, поздороваемся с морем. Это тоже надо видеть.

Тайри не задумываясь вложила пальцы в сильную ладонь ваюмна. Прикосновение оказалось неожиданно горячим. Резвые ручейки силы — незнакомой, обжигающе-шипучей и чуть пьянящей — побежали под кожей руки вверх и дальше, к сердцу. Девушка лишь удивленно подняла брови, но спрашивать ничего не стала. Наставнику виднее, он уже не раз бывал в этом странном месте и, наверняка, знает, как надо действовать. Через несколько минут она поняла, зачем мастер это сделал.

Пляж был пустынным. Чистейшие изумрудные волны накатывали на серебристый песок, рисуя неровным почерком размытые письмена. Смотреть на линию горизонта было невозможно, потому что ее не было. И вода, и песчаные дюны справа и слева тонули в синеватой дымке, местами будто разорванной сильным ветром. В прорехи лез знакомый белесый туман, окружавший Тропу, а выше, ближе к предполагаемому зениту, проглядывала тьма с чужими неяркими звездами. Этот осколок мира, несмотря на подступающее со всех сторон небытие, был прекрасен. А еще он очень не хотел умирать. Над серебряными дюнами и зелеными волнами висел немой вопль о помощи. Тайри никогда не думала, что неживое может быть таким: испытывать страх, иметь страстное желание выжить и способы это выразить. От пронизывающей все вокруг немой боли душу выворачивало, настолько четко ощущалась неизбежность конца и полная невозможность хоть как-то это остановить. Разум же отказывался понимать, как можно было бросить свое творение на произвол судьбы, оставив таким беззащитным, безропотным, безымянным… Безымянным?! Не в этом ли все дело? Недаром же самые древние священные книги, начертанные еще резцом на каменных табличках, утверждают, что вначале было Слово. Этот умирающий мир, видимо, так и не получил собственного Слова в великой книге Творения. Не дописали, небрежно зачеркнули, выбросили из головы и спокойно начали с красной строки…

— Как… как зовется это место, мастер? — с трудом проглотив вставший в горле комок, спросила Тайри.

— Мы зовем его Серебряный берег.

— Это не имя, это описание, — ученица сделала несколько шагов, утопая по щиколотку в мокром песке, коснулась воды пальцами, а потом зачерпнула полную пригоршню и плеснула себе в лицо. Вода нещадно щипала широко раскрытые глаза, стекала по щекам, оставляя мгновенно высыхающие соляные дорожки. Ваюмн же пытался унять бешено скачущее сердце и думал, что ученица точь-в-точь повторяет чужие действия, уже виденные им недавно. Но ведь вода — не ее стихия, откуда ей знать!

— Вингшалья, — четко и звонко произнесла Тайри, и, точно в ответ, прилетел порыв теплого ветра. Поднял на берегу песчаный смерчик, пригнал ровную волну, облизавшую сапоги путешественников. Что-то изменилось, где-то затрепетало, отзываясь на имя, чужое непонятное сердце. Какие-то неведомые смертным силы, что лежали нетронутыми с момента творения, проснулись и пришли в движение. Увы, мир уже не вернуть, но последний его осколок проживет теперь несравненно дольше и не сгинет без следа и памяти. Печаль не исчезла, но отступила. Она больше не была всепоглощающей. Людям стало легче дышать, небо над головой стало выше и ярче, а дымка сделалась на мгновение прозрачной и показала пусть не горизонт, но все еще живую память о нем.