Дороги и Тропы
Шрифт:
— Вы же сами только что сказали: я — ваша ученица. Пока еще. Меня скрутило похуже, чем в этом демонами драном мире, где вы схлопотали арбалетный болт под ключицу, и где нас чуть не сожгли. Какого демона вы творите?!
Ого, как умеет разговаривать эта юная леди! И становится такой сумасшедше прекрасной, когда сердится. Глаза цвета грозовых туч… Создатель, о чем он думает!
— Прошу вас, покиньте мой кабинет, леди. Немедленно! — Каким-то образом твердости и ледяного металла в голосе все еще достаточно…
Леди по-птичьи склонила голову набок и
— Вы не услышали?! Или мне лично выставить вас за дверь?! — Плохи дела, еще пара минут, и его не хватит даже на подобные интонации. И в глаза ей глядеть стыдно. Докатился, позорище…
— Да-да, непременно, — невинным голоском проворковала Тайри, — почту за честь, мастер. Тем более, что я вдруг запамятовала, где тут дверь.
Она сделала несколько торопливых шагов вглубь комнаты и замерла, сложив на груди руки.
Негодяйка, ведь знает, что ему придется к ней подойти. А он рискует на первом же шаге… прилечь на пол и больше не встать.
— Покиньте кабинет.
— Демона лысого я его покину, мастер. Во всяком случае, не раньше, чем исцелю ваши раны и восстановлю силы, хотя бы частично. Вы что, не понимаете, что я ощущаю всё, с вами происходящее? И как целитель, и как маг, связанный с наставником особыми узами… — Перчатки полетели на пол, рукава платья мгновенно оказались подвернуты до локтя, по рукам леди Даллет пробежали оранжевые искры. — Замрите!
Что ему оставалось делать? Только смотреть, как искажается болью и жалостью ее лицо, когда она взяла его руку в пропитанной кровью повязке. Как быстро и решительно она сплетает Потоки в защитный полог, как нащупывает наиболее приемлемый для пациента Источник, что поможет ему восстановиться. Как связывает порушенные каналы Силы, заставляя сердце биться ровнее и изгоняя усталость и напряжение. Как нежным, едва ощутимым прикосновением забирает боль и слабость. Как внимательно и печально смотрит на него, придирчиво оценивая результаты своей работы: не упущено ли что-то. Как изучает залеченные порезы на запястье, почти касаясь тонкими пальцами свежих шрамов, удовлетворенно кивает и исчезает в Коротком переходе, оставив его обдумывать произошедшее.
Да уж, обдумывать. Ругать себя ругательски — за собственную глупость, за то, что полез в опасную область магии, за беспомощность, за то, что дал ей уйти вот так, без единого доброго слова. И за то, что напрочь забыл об узах, их связавших. Хорош наставник, нечего сказать…
**** **** ****
Тайри шагнула из портала домой, плюхнулась на первый подвернувшийся стул и самым постыдным образом разревелась. Случившаяся рядом Одри глазам своим не поверила: ее миледи, бестрепетно оставшаяся один на один с химерой, не дрогнувшая перед мозголомами из отдела Особых ситуаций — и вдруг рыдает, как какая-нибудь деревенская девчонка. Так плачут над разбитыми мечтами дети и… безнадежно влюбленные. Припомнив, откуда вернулась юная герцогиня, Одри сложила два и два, тяжко вздохнула и уселась рядом.
— Госпожа моя, а стоит так убиваться-то? Сами подумайте,
— Все-все, хватит, Одри, я больше не могу… У меня уже все болит от смеха. Что-то ты уж слишком жестока, — продышавшись и вытерев слезы, попросила Тайри.
— Никто не смеет заставлять плакать мою леди, — с театральным пафосом произнесла деревенская колдунья, — он поплатится за каждую слезинку!
Юная герцогиня только покачала головой:
— Ох, и строга ты, моя защитница! Он, конечно, виноват, но… он не виноват.
— Это как?
— Да так. Он все сделал как нужно и как правильно. Меня удержал и сам в этот омут не прыгнул. Его, по совести, благодарить надо, а не наказывать.
— Может быть, но лично я не могу, и пусть меня называют дремучей неблагодарной зловредной ведьмой. Вам ведь больно, миледи, я же чую, — мрачно сверкнула темными глазищами Одри. — Нет-нет, не начинайте, я все помню: нельзя и не положено вам, учитель и ученик, и все такое… Но это голова понимает, что не положено. А у сердца свои законы.
— К сожалению, нам, магам, нельзя идти на поводу у сердца.
— Одной головой жить? Ох-хо… Сильный ум — это, конечно, замечательно, но… Дед нам с братом говорил: маг без сердца — и не маг вовсе. Так, игрушка для Отступника, не больше.
— Почему? — искренне удивилась Тайри. Ей всегда казалось, что если бы все маги опирались только на холодный аналитический ум, многих катаклизмов и войн удалось бы избежать.
— Да потому что маг такой никого и ничего любить не способен: ни себя, ни других, ни землю, на которой живет. И какой бы силой ни обладал, не сотворит хоть что-нибудь долговечное. Дед говорил: только любовь и творит, и Создатель первый это понял, а поняв — нам завещал. Вот хоть вас взять: разве желание ваше найти брата не от самого сердца идет? Не от самой чистой любви? — колдунья заглянула в глаза собеседницы и прочла там вполне ясный ответ.
— Знаешь, Одри, иногда я думаю, что ты намного старше меня, настолько мудрые вещи ты говоришь, — смущенно потупилась младшая леди Даллет.
— Это все от деда. Он нас вырастил, он и мудрость нам передал. У него ко всякому случаю история находилась: когда из жизни, когда из книг…
— А что в моем случае говорит твоя мудрость?
— Она говорит, что не нужно лезть с советами, а в трудную минуту поддержать мою госпожу.
— Хитрая какая, отвертелась… И вообще, называй меня по имени, пожалуйста. После сегодняшнего мы уже почти сестры. Ведь кроме тебя мне и довериться-то некому.