Дороги, ведущие в Акарам
Шрифт:
— Вот и молодец, — одобрил наемник, заметив, что жертва притихла. — Порадуй идущего на смерть земляка.
Он обвел шершавым пальцем контур девичьих губ, а потом рванул ворот сарафана.
— Пожалуйста, отпустите. Я буду кричать.
— Кричи, — согласился мужчина и закрыл ее рот грубым, собственническим поцелуем.
В груди защемило и стало нечем дышать… Ох, не так она представляла свой первый поцелуй, вовсе не так. Перед глазами поплыло, а как иначе объяснить клочья зеленого тумана, молниями мелькающие на поляне?
Солдат отшатнулся и заорал,
— Дыши, — приказал кто-то. — Ну же, дыши.
Аглая послушно вдохнула, а потом судорожно закашлялась. Зеленый туман теперь был повсюду, а из него вышло трое… существ. Дивной красоты девушка, в сотканном из трав платье и с цветочным венком на голове, старуха в одеянии из корней и мха, ростом чуть больше двух локтей, и дева, между пальцами которой красовались перепонки, а наряд ее представлял полное непотребство. Вместо юбки на талии был завязан огромный платок из ивовых листьев, открывающий правую ногу, бесстыдно облепленную водорослями, выше середины бедра; темные волосы сбились в колтун, овитый тонкими, лохматыми корнями. В руках нелюди держали сплетенные из лозы фонарики с заключенным внутри зеленым пламенем.
Наемник тоненько завыл и затих.
— Дыши, — напомнила обладательница венка из белых водяных лилий.
Она больше товарок походила на человека, и, если бы не туман, что ластился к девичьей фигурке, будто кошка, чудное платье и распущенные волосы, можно спутать с баронессой, а то и вовсе княжной.
Аглая опасливо покосилась на несостоявшегося насильника и сползла вниз по дереву. Ноги ее больше не держали.
— Осуждаешь? — поинтересовалась старуха голосом, схожим с вороньим карканьем. — А если бы мы не пришли?
Девушка ничего не ответила, настороженно рассматривая огоньки в фонариках. Они манили за собой, что-то напевая, вот только жительница Лесовицы не могла разобрать слов.
Если бы не вмешательство нелюдей, повеситься на пояске — все, что оставалось Аглае. Опозоренные девицы становятся отверженными, раньше могли и камнями забить. Сейчас закон запрещал, но что закон против самосуда семьи? А что не виновата, кто разбирать будет? Аглае смерть от рук родных не грозила, но от косых взглядов ее бы никто не уберег. А в жены кто-то бы позвал? Статистика утверждала: нет, но жизнь сложнее и многограннее любой науки.
— Нужно идти, — вздохнула черноволосая красавица, отступая в заросли. — Не успеем — князь по всей строгости спросит.
Старуха с тоской покосилась на сжавшуюся в комок селянку, но кивнула.
— Аглая. Аглая.
Девушка встрепенулась, словно не веря.
— Аглая, — раздалось совсем близко.
Как только нашел? Впрочем, что взять с охотника и следопыта, выученного специалистом старой школы. Прежде мастер обучал лишь избранных за баснословное вознаграждение, но скука — страшная вещь, да и приглянулся старику шебутной, расторопный парнишка.
Едва Аглая отправилась за малиной, как рядом с Лесовицами стала временным лагерем одна из княжеских сотен. Брошенный
Деревенский следопыт поглядел на вояк — неспокойно стало на душе. Как узнал, что Аглая ушла за ягодой, так по следу и кинулся. Запала ему в сердце застенчивая тихоня.
Девушка подхватилась на ноги, шагнула вперед, позабыв, что волосы растрепаны, сарафан порван, а на земле лежит мертвый наемник.
— Аглая…
Замер на краю поляны тот, кто ночами снился, да только подойти к нему девушка не смела. В лес вели следы любимой, но вместо милой, скромной девушки Федора встретило колдовское отродье с глазами, горящими зеленым огнем. Точь-в-точь как богомол стращал.
Парень побледнел, губы дрогнули:
— Ведьма.
Следопыт отшатнулся, побежал прочь.
Незадачливую сборщицу ягод словно молнией пронзило. Она вдруг ясно поняла: не пришлет Федор сватов, не поведет за благословением и своей не назовет. Никогда.
Девушка пошатнулась, закружилась голова, заплясали вокруг дикий хоровод ветви деревьев. Аглае казалось, что она летит в бездонную пропасть… и нет ни сил, ни желания бороться за жизнь.
— Дыши, — властно приказала старуха.
Туман ласково обнял, помог устоять на ногах.
— Он ушел, — всхлипнула девушка.
— Нового найдешь, мало ли их ходит, — хмыкнула прежде молчаливая обладательница колтуна. — Зачем тебе предатель и трус?
— Мне больше никто не нужен, — горячо воскликнула Аглая. — И он не такой.
Поляну залил смех.
— Людям вечно кто-то нужен.
Словно пелена спала с очей перепуганной крестьянки и девушка тихо, с опаской спросила:
— А вы?
— Кикиморы мы болотные, шишиморы. Разве не видно?
Аглая ничего не ответила, только заплакала. От одиночества, страха, горечи, несбывшихся надежд. Богомол говорил, что даже глядеть на нежить — грех…
— Вот, дуреха, развела сырость. На войне и не такое бывает.
— Это правда, про войну? — встрепенулась Аглая.
— Кто ж таким шутить-то будет? — удивилась кикимора. — Да не бойся, если нам с ведьмаками вражьими подсобят, то опасаться нечего: дальше вашей деревни войска Межгарда не продвинутся. Мы такие чары наведем — век помнить будете да сказки детям рассказывать.
— Мы лучшие мастера иллюзий, — гордо подтвердила ее товарка.
— Иллозий? — сборщица ягод несмело выговорила незнакомое слово.
— Иллюзий, — поправила старуха. — Помнишь, солдат от тебя отшатнулся да наутек бросился? — для наглядности кикимора указала на мертвое тело. — А почему? Потому, что чудовище углядел, морок наведенный. Так мы и остальных плутать по лесу заставим, до смерти. Чтобы ни одна тварь чужую землю не оскверняла. Так что, иди спокойно в свою деревню.