Дороги
Шрифт:
– Не стоит благодарности, - сказал я, не найдя ничего лучшего для ответа.
Тем временем Рэй просигнализировал нам и даже показал, что рядом с "Иглой" опускается вертолет с желтой восьмилучевой звездой на борту - эмблемой местной медицины.
– Дар, пойдем, поможешь мне, если что, - не теряя времени сказал я. Он только кивнул в ответ и пошел за мной.
Но помощи не потребовалось. Когда мы вышли из корабля, вертолет еще только опустился. Но едва мы успели подойти к нему, как из него уже выкатили тележку с новым пациентом. Очевидно, Гил их хорошо проинструктировал.
– Снова мальчишка, - сказал я, - неужели ваши девчонки не подвержены этому проклятью?
– Не так просто, - сказал Гил, - никто не избавлен от него. Но девочек в большинстве случаев это настигает еще до рождения, а в случае более позднего проявления оказывается не столь губительно и неизлечимо. Тут у них больше запас прочности. И среди пациентов в том же "Эйкане" девочек сейчас не больше двадцатой части.
Я повернулся к Дару. Он смотрел за происходящей на столе операцией. Заметив, что я на него смотрю, он посмотрел на меня и спросил:
– Так вы можете вылечить от чего угодно?
Я сначала кивнул в ответ, но тут же поправился:
– Нет, не от всего, хотя и много от чего, даже от старости и смерти человека можно вылечить. Но если бы можно было вылечить от чего угодно, то я не оказался бы единственным землянином на корабле.
– Ты имеешь в виду экипаж "Иглы"?
– спросил Гил.
Я кивнул в ответ.
– Насколько я слышал об этом, они были облучены жесткой радиацией?
– Это была больше чем просто радиация. Это даже не радиация в том смысле, как ее понимаете вы. Они подверглись воздействию излучения, которое мы называем энтрохронным. Оно имеет ту же природу, что и само наше пространство-время. Оно подобно изменению законов природы, дыханию чужого и мертвого мира… Оно не только изменило их тела и гены, он в значительной мере изменило саму природу материи, из которой они сложены. И перед этим мы бессильны… Пока бессильны…
Какое-то время мы молчали. Потом Гил неожиданно прервал это молчание, обращаясь к Дару:
– Дар, ты нам что-нибудь сыграешь?
– Я бы хоть сейчас, но вот инструмент у меня дома… Жаль, конечно.
– С инструментом я тебе помогу, - сказал из динамиков Рэй, - пройди в информаторий.
– А это где?
– Я провожу, - сказал я.
– Я сам провожу, - сказал Рэй, - выйди отсюда и иди прямо.
Когда он вышел, Гил сказал мне.
– Этот мальчишка - талант. Ранняя звездочка, которой суждено было рано погаснуть. Он музыкант, которому пророчили большое будущее, и многие известные музыканты даже завидовали ему… Хорошо, что его удалось спасти.
– Я практически вообще не разбираюсь в музыке. Может быть у меня были другие интересы, а может быть просто неподходящий склад души… Разве что немного бренчал когда-то на гитаре, но это у нас и за музыку не считают… Но я постараюсь не подать вида, что тут я полный болван.
– Насколько
– Как пилот-звездник еще может быть, но не более того. Обо мне у многих, если не у подавляющего большинства латян, вашей общепринятой историей сложено неправильное представление.
– Я знаком и с вашей подлинной историей…
– Если так, то тем лучше.
В это время Рэй сообщил мне:
– Вик, пора менять обучаемых в тренажере.
– Хорошо, - сказал я ему и добавил Гилу, - я ненадолго.
Но я немного задержался в ангарах, где у монтажников оказалось несколько вопросов для меня. А когда я вернулся в медотсек, Дар уже был там, да и Ор тоже. В руках у Дара был музыкальный инструмент, многим напоминающий земную флейту. Он, очевидно, дожидался меня, не зная о моем отношении к музыке. И только когда я прошел и сел в кресло, он коротко кивнул и заиграл.
Что может сказать о музыке человек, не разбирающийся в ней. Но если сказать честно, то игра Дара задела и меня. Было в этой музыке что-то такое, что заставляло щемиться сердце, почувствовать печать и безысходность. Но через эту печаль постепенно пробивалась мелодия надежды, постепенно набирала силу, заполняла собою все и перерастала в тихую радость, тихую и спокойную, но полную скрытой силы.
Эта мелодия еще продолжала звучать во мне, даже когда Дар опустил свою флейту и поклонился коротким кивком головы. Да, этот парень действительно был талантлив, если уж сумел пробрать даже меня. Несколько минут все молчали. Потом Гил спросил:
– Что это было?
– Всего лишь импровизация. Я играл то, что было у меня на душе… Я так давно не играл и боялся, что могло не получиться.
– Ты молодец, - сказал я, - спасибо тебе.
– Инструмент просто замечательный, я давно о таком мечтал. Он словно специально создан для меня.
– Я же уже сказал, что он твой, - сказал Рэй, который все это время незримо присутствовал здесь, - я специально сделал его для тебя.
– Спасибо тебе, Рэй.
– Дар, - спросил его Гил, - какие у тебя теперь планы?
– Не знаю, - сказал он, опуская глаза, - я ведь еще и школу не закончил, а теперь отстал от ребят больше чем на год… Буду догонять… Осенью мне хотелось бы попасть на региональный музыкальный конкурс, но наверно не получится… И еще, - он даже порозовел, - я обещал себе, что если поправлюсь, то буду поменьше заниматься музыкой. Я ни разу за всю свою жизнь не купался в море, ни разу не был в горах, ни разу не прыгал с парашютом, много чего не делал ни разу… Мне было очень обидно умереть, так много не повидав и не попробовав…
– Не расстраивайся из-за ничего, - сказал ему я, - сейчас у тебя впереди достаточно времени для всего этого. Побываешь и на море, и в горах, а может даже и на Онни, если конечно захочешь. Но как мне кажется, твоя жизнь все равно будет принадлежать музыке, это твое призвание, твоя жизнь.
Он только кивнул в ответ на это. Тогда совсем чуть-чуть рассказал о себе:
– Я родился на планете двух солнц, такие планеты вообще большая редкость, а пригодных для жизни не известно больше ни одной…