Дорогие наши подруги
Шрифт:
Экипаж экскаватора подобрался просто замечательный. Долгое время Клава работала вместе с «дядей Никанором» — Куровым, одним из лучших машинистов рудоуправления. Частенько ей также приходилось принимать смену у Ивана Сырцева. У него на машине девчонкой из горпромуча она проходила первую производственную практику. Ну, а Ваня Токарев сам не так давно был помощником у машиниста экскаватора Шевкуновой. Позднее экипаж обновился. На 28-м, кроме Курова, стали работать Александр Корнев, Алексей Зайцев, сильные, здоровые люди, ветераны горного дела.
«Три богатыря и одна Клава», — шутят на Бакале по поводу машинистов, обслуживающих четырехкубовый «Уралец» № 28.
Клаву часто спрашивают: а не трудно ли ей, женщине, матери двух детей, работать машинистом экскаватора? Спрашивали ее об этом и делегаты и зарубежные гости XXI съезда, с которыми ей пришлось разговаривать.
— Нет, не трудно, — отвечала Клава, — экскаватор, на котором я работаю, умная и послушная машина. Работать на ней — одно удовольствие. Но, конечно, мы, горняки, мечтаем о еще более совершенных мощных механизмах. Хорошо бы, скажем, управлять экскаватором с ковшом емкостью 15, а еще лучше — 50 кубометров! Первая из таких машин уже создана, а вторая создается, и в этой семилетке, наверное, поступит на вооружение горняков. Это будет замечательно! Ведь только у нас на Бакале за семь лет предстоит увеличить добычу железной руды почти в два раза. В развитие наших рудников за семилетку намечено вложить более полутора миллиардов рублей — во много раз больше, чем за все 140 дореволюционных лет их существования. И каждый из нас, горняков, уже сейчас думает о том, как бы побыстрее выполнить семилетку, дать побольше руды металлургам. А металл — основа могущества Родины!
Но семилетка — это не только рост выпуска металла. Это изобилие хлеба и других продуктов, новое повышение заработной платы всем трудящимся, пенсий для наших славных стариков, новый расцвет образования, отдельные квартиры для каждой семьи, самый короткий рабочий день. И еще одно, особенно дорогое для нас, женщин-матерей: семилетка — это мир. И Клавдия Шевкунова, как все матери — русские, китаянки, американки, француженки и другие, — больше всего хочет, чтоб дети росли, не зная горя и ужасов войны. Успешное выполнение семилетки сделает нашу страну еще могущественнее, поможет еще больше укрепить мир и дружбу между народами. Разве может в такое время советская женщина, коммунистка, покинуть свой трудовой пост?
* * *
Ранним утром по залитой солнцем улице идет невысокая женщина, одна из многих тружениц горняцкого города. На ней удобный комбинезон. Из-под кожаного шлема видна прядка каштановых волос. Она проходит мимо кинотеатра, новых домов, мимо памятника В. И. Ленину. Встречные — старые и молодые — улыбаются ей, как давней знакомой. Знатный машинист экскаватора Клавдия Прокопьевна Шевкунова идет на смену.
Впрочем, на Бакале все зовут ее просто Клава…
В. Краснояров
ДЕВУШКА С ЦЕЛИНЫ
Вера Ивановна ХРУЩЕВА.
Вера
* * *
Но путешествовать Вере не пришлось. Окончив семилетку, она приехала в Челябинск к сестре и, не раздумывая, поступила съемщицей на кирпичный завод № 1. Успевала работать, учиться в школе рабочей молодежи, бегать на лыжах и выступать в концертах заводской самодеятельности с лирическими песнями. Хорошо пела, проникновенно.
Подругам своим часто говорила:
— Хочу на целину, девочки. Кинофильмы про целинников смотрела, в газетах о них читала, теперь хочу испробовать, какая она, жизнь, на целине.
Как-то подошла к секретарю заводского комитета комсомола Лине Карельской, оправила кудрявые золотистые волосы, чуть прищурила глаза, синие, проницательные.
— Может, в райкоме услышишь, добровольцы понадобятся в целинные совхозы, уж ты, пожалуйста, обо мне не забудь.
И Лина не забыла. Случилось это как раз гид назад, весна на Урале еще не вступила в свои права.
В тот день Вера примчалась в общежитие необычайно оживленная, смяла в руках пушистую шапку-ушанку, расстегнула пальто и прямо с порога с вопросом:
— Угадайте, девочки, почему сегодня я такая веселая?
— Небось, разряд повысили, — предположил кто-то.
— Нет!
— С парнем хорошим познакомилась.
— Нет, нет, нет!
— Не терзай же душу, говори.
Вера неторопливо извлекла из сумочки маленькую красную книжечку, протянула ее подругам. То была комсомольская путевка. Наступило минутное затишье, которое сменилось шумным девичьим гомоном.
— Ой, трудно будет, Верочка, покаешься, — выпалила одна из подруг.
— Молодец, Вера, одобряем! — заговорили остальные.
Пальто Вера не сняла, надела шапку-ушанку. Как она походит в ней на озорного мальчишку! Пошла к сестре поделиться радостью.
— Еду, понимаешь, Галка, на целину еду.
Но сестра встретила известие молчанием. Потом подошла к Вере, встряхнула за плечи.
— Да ты никак сдурела. Там же степь неоглядная, пустошь. А здесь большой город, жизнь. Не пущу тебя!
— Что ты тогда понимаешь в жизни, Галя? — отчужденно отозвалась Вера. — Если бы папка был жив, он наверняка бы сказал: поезжай, дочка, обязательно поезжай.
Но и теперь Галина не поверила в серьезность намерений сестры.
— Не дури, отдай путевку, — я сама отнесу ее и дело с концом, — ласково обняв Веру, уговаривала Галина.
Но по глазам Веры, сузившимся, сразу потерявшим приветливый блеск, поняла — никакие уговоры на нее не подействуют.
* * *
Позади остались веселые проводы, напутственные слова сестры, подруг, и десятки раз спетая за время дороги песенка «Добровольцы». Вот и Казахстан. Поздним мартовским вечером совхозные тракторы доставили на центральную усадьбу тридцать комсомолок из Челябинска. С этого дня они стали работницами Ивановского целинного зерносовхоза Акмолинской области. Среди них была и Вера Хрущева. Прошел год. Один год молодости.