Дорогой ценой
Шрифт:
– Тогда произойдет непоправимое несчастье. Солдаты заняли все выходы из улиц, ведущих к замку. Толпа окружена, и ей некуда будет спастись бегством. Не допускайте этого, ваше превосходительство! Дело идет о жизни нескольких сот людей.
– Дело идет о спокойствии и безопасности города, который не должен пребывать под угрозой бунта черни! – Голос барона звучал железной решимостью. – Я достаточно долго медлил с принятием этих мер, но раз они приняты, то должны быть проведены до конца. Если улицы будут очищены
В этот момент дверь отворилась, и вошел полицмейстер.
– Ну, как дела? – спросил Равен.
– Я отозвал своих людей от главных пунктов, – ответил полицмейстер. – Нам все равно ничего не сделать там, беспорядки с каждой минутой растут; толпа, по-видимому, готовится оказать сопротивление. Я только что приказал перенести в замок несколько раненых. В данную минуту положительно невозможно отправить их в город, и потому придется пока оставить их здесь.
– Уже есть раненые? – воскликнул городской голова. – Десять минут тому назад, когда я проходил замковой горой, еще не было столкновения.
– Оно было немного раньше, еще перед выступлением войск, когда нам одним пришлось выдержать натиск толпы, – ответил полицмейстер. – Двое моих полицейских были довольно тяжело ранены при этом. К сожалению, пострадало еще третье лицо, совершенно не причастное к беспорядкам, а именно один молодой врач, поспешивший на помощь раненым и перевязывавший их. Он уже собрался уходить, когда был тяжело ранен камнем. Это тот самый доктор Бруннов, о котором мы говорили с вами сегодня утром, – прибавил полицмейстер вполголоса, обращаясь к Мозеру.
– Кто? – спросил последний, оживляясь при этом имени.
– Молодой врач, несколько недель тому назад приехавший сюда, Макс Бруннов. Его отец живет в Швейцарии, куда он был вынужден бежать, будучи замешан в революционном движении.
Полицмейстер произнес эти слова совершенно спокойно и как будто без всякой задней мысли, но взор его пытливо устремился на лицо барона, и только он один заметил едва уловимую тень на лице губернатора и расслышал взволнованную нотку в его голосе, когда он спросил:
– Молодой человек тяжело ранен?
– Возможно, даже смертельно. Он без сознания, брошенный камень попал ему прямо в голову.
– Для ухода за ранеными будет предпринято все возможное. Я сам… – Барон сделал было несколько шагов по направлению к двери, но одумался и остановился. Удивленный взор городского головы и пытливый взгляд полицмейстера, должно быть, напомнили ему о том, что такое участие было бы слишком резким контрастом с тем равнодушием к чужой жизни, которое он только что проявил. – Я сам сейчас отдам необходимые распоряжения дворецкому, – уже медленнее прибавил он, берясь за звонок.
– Дворецкий
Барон молча подошел к окну. Не было ли предостережением то, что как раз в этот момент в его памяти воскресло имя его друга, воскресло воспоминание о том, что и он сам, Арно Равен, когда-то принадлежал к тем «мятежникам», которых теперь приказывал расстрелять губернатор барон Равен…
Наступила томительная пауза.
– Я возвращаюсь в город, – наконец прервал молчание городской голова. – Неужели, ваше превосходительство, последние ваши слова будут вашим окончательным решением?
Барон обернулся. В его душе происходила борьба, и все же он холодно ответил:
– В городе командует полковник Вильтен; я не могу вмешиваться в его распоряжения, военные меры всецело зависят от него.
– Полковник действует по вашему приказу. Достаточно одного вашего слова, и он удержится по крайней мере от вооруженного вмешательства… Скажите это слово! Мы ждем его.
Прошло еще несколько секунд. На лбу губернатора появилась мрачная складка. Вдруг он выпрямился и подозвал к себе молодого офицера.
– Поручик Вильтен, – сказал он, – вы можете на четверть часа покинуть замок? Я прошу вас лично передать вашему отцу…
Он вдруг замолчал и прислушался. Из города донеслись хотя и отдаленные, но явственные звуки ружейной пальбы.
– Боже мой… это выстрелы! – испуганно вскрикнул Мозер.
Полицмейстер и городской голова бросились к окну. Сквозь тьму нельзя было ничего рассмотреть, но в этом и не было надобности. Залп повторился. Затем раздался третий залп, и опять все смолкло.
– Поручение уже бесполезно, – тихо произнес молодой офицер, обращаясь к барону, – стреляют.
Равен не ответил ни слова, он застыл у стола с устремленным в окно взором, и только когда полицмейстер и городской голова отошли от окна, обратился к последнему:
– Вы видите, слишком поздно. Я не могу помочь, если бы даже захотел.
– Я вижу это, – резко ответил городской голова. – Теперь между нами пролитая кровь, и потому слова излишни. Мне нечего больше сказать.
ГЛАВА XIV
Едва ли у кого-нибудь могло быть больше причин размышлять о странной игре случая, чем у советника Мозера. Судьба сыграла с ним такую злую шутку, хуже которой и придумать было трудно. Он, олицетворенная благонамеренность, заклятый враг «демагогов» и всяких революционных элементов, должен был допустить, чтобы под его кровлей, в его квартире ухаживали за сыном государственного преступника, и, что хуже всего, этой участи он подвергся из-за неосмотрительной поспешности своей дочери.