Дорогой длинною

Дробина Анастасия

Господи, только этого ему не хватало!

– А что я сказала?
– равнодушно отозвалась Дашка.
– Это Маргитка… Вчера спать ложились - она сказала так, а к чему - не знаю.

Лицо её, как обычно, не выражало ничего, и Илья незаметно перевёл дух.

Тьфу… есть всё-таки кто-то там на небе. Не знает ничего Дашка. А если Маргитка и заговорила вчера про Калитниковское, это значит только, что сидит она там с рассвета и ждёт его. До чего же хитрющая девка… Илья осторожно взглянул на Настю. Та о чём-то разговаривала с Гришкой и, казалось, не слышала слов дочери. Илья закрыл глаза.

Ночь прошла, а вместе с ней прошла, утихла вчерашняя злость, забылись грязные слова, и даже Сеньку Паровоза уже не хотелось разрезать на куски. Чёрт с ним… Ошалел от девчонки, дурак, и понять не может, что он ей даром не нужен.

– Ну, идём, что ли, чёрти?
– Яшка поднялся с дивана.

– Идём, раз так. Ванька, хватит жрать.

– Сичас, сичас…

Молодые цыгане один за другим потянулись из комнаты. Подождав, пока за последним из них закроется дверь, и помедлив несколько минут, Илья поднялся и вышел. Никто не обернулся ему вслед.

*****

Маргитка ждала его на обычном месте - у полуразвалившейся могильной плиты, на поросших мхом камнях. В высокой траве дрожали солнечные зайчики, по растрескавшимся камням бесшумно скользили ящерицы. Ветер, едва шевеливший листву и прячущиеся в траве незабудки, поднимал выбившиеся из кос Маргитки чёрные завитки, бросал их на плечи девушки, на лицо. Она терпеливо смахивала их, смотрела на пропадающую в траве, едва заметную тропинку. Илья старался подойти незаметно, но стоило его рубашке мелькнуть в кустах акации, как Маргитка быстро повернулась, вскочила, бросилась к нему. Илья и слова не успел сказать - а она уже ревела дурным голосом у него на груди.

– Илья… Ох, Илья… Ох, боже мой…

– Ну, что ты, дурочка?
– тихо сказал он.

Маргитка подняла заплаканное лицо:

– Илья! Ты меня любишь ещё? Скажи - любишь ещё?

Илья смутился: не любил он таких разговоров. И слов таких не любил, но куда было деваться?

– Конечно, люблю, девочка. Зачем спрашиваешь?

Глаза Маргитки сердитыми колючками упёрлись в его лицо.

– А что ты мне вчера наговорил, проклятый? Какими словами называл, а?

– Мало тебе ещё.
– Илья притянул её к себе, усадил рядом, на плиту.
– Ещё раз с Паровозом увижу - совсем убью. Чего ему от тебя надо?

Он хотел пошутить, а Маргитка вдруг вздрогнула, опустила глаза, и даже рука её, сжимавшая ладонь Ильи, вдруг задрожала так, что он испугался:

– Что с тобой?

Маргитка молчала, закусив губы. Илья смотрел на неё с тревогой. Разом вспомнился вчерашний грозовой вечер, бледность Маргитки, её ошибки в пляске, застывший взгляд, мрачный Сенька за дальним столиком…

– Скажи, Илья… - вдруг медленно, не глядя на него, начала Маргитка. – Скажи мне… Ты меня вправду убить можешь?

– Одурела?
– через силу улыбнулся он.

– Да кто тебя знает, чёрта бешеного… Сначала зарежешь, потом подумаешь - может, и не надо было.

– Ну, вот ещё.
– Илья чувствовал, что все эти речи не к добру, и начинал злиться.
– Чего стряслось-то? Натворила чего?

Маргитка криво усмехнулась,

и Илья испугался по-настоящему. Он ещё не видел её такой. Даже вчера она так не улыбалась.

– Чяёри, что случилось? Говори, не трону я тебя! Дочерью клянусь, конями своими клянусь, чтоб они околели, - ничего не сделаю! Ну - говори!

Маргитка молча кивнула несколько раз. Тихо, словно уговаривая саму себя, сказала:

– Ты не думай, я бы тебе в жизни не проболталась, только он, Сенька…

Он же не отвяжется теперь. Я думала - один раз, а он…

– Что - один раз?
– глухо переспросил Илья.

Маргитка, всхлипнув, закрыла лицо руками, и Илья, как ни старался, так и не сумел оторвать их.

Через четверть часа солнце спряталось за деревьями и между стволами поползли тени. Бледная Маргитка прижимала руки к щекам, в упор, умоляюще смотрела на Илью. Тот сидел, низко опустив голову. Сказать было нечего.

– Илья… - осмелилась Маргитка.
– Ну, что ты молчишь? Ну, поколоти меня, если тебе лучше будет. Я - ничего…

– Глупая… - едва сумел выговорить он.
– Да… зачем же ты это сделала?

Для чего?

– Для тебя… - Маргитка уткнулась лицом в колени, тихо заплакала.
– Он, Сенька… он сказал, что жене твоей расскажет и отцу моему… На отца мне плевать, ничего он со мной не сделает, а вот Настька, твоя Настька… Я же тебе тогда клялась, что она ничего не узнает! Что мне делать было, скажи, что?!

Дожил, подумал Илья, закрывая глаза. Докатился. Доигрался, старый чёрт.

Сопливая девчонка тебя от жены бережёт. От стыда свело скулы, а Маргитка, как назло, всхлипывала всё громче и громче:

– Может, ты думаешь, что я сама хотела… что вру… Да клянусь тебе, я чуть не сдохла, пока до этой "Каторги" растреклятой добрела… Так страшно, такие там рожи ползают, так воняет, что хоть святых выноси! Не знаю, как живая и целая добралась. А Сенька… я же… да меня тошнило от него, наизнанку выворачивало… думала - никогда это не кон…

– Замолчи!
– не стерпел Илья. Маргитка тут же стихла, уставилась на него круглыми от ужаса глазами, и Илья понял - она в самом деле боится его.

– Почему ты мне ничего не сказала?

– Зачем?..

– А затем!
– заорал он на всё кладбище.
– Выдумала, безголовая! Да сказала бы мне, я бы от этого Паровоза кости на кости не оставил! Не поглядел бы, что он - первый вор! Ободранец хитрованский! Да разве тебе эти дела решать надо?!

– Не-е-ет!
– залилась слезами Маргитка.
– Ты бы его зарезал, а тебя за это – в каторгу-у-у… А если бы он тебя-я-я…

– Не твоя печаль! Что я - мальчишка бесштанный? Разобрались бы какнибудь без бабьей юбки! Тьфу, зараза, убью я тебя, ей-богу, убью!

– Ты обещал!!!
– заголосила Маргитка, закрываясь обеими руками, и Илье вдруг стало смешно. Ну, чего она боится, дурочка маленькая…

– Поди сюда, - со вздохом сказал он.

Миг - и Маргитка сжалась в дрожащий комок у него на груди, приникла лицом, ладонями, тут же вымочила слезами всю рубаху, зашептала сбивчиво, икая и вздрагивая:

– Илья, кромешник ты этакий… Чёрт таборный… Да я для тебя ещё не то…