Дорогой Джон
Шрифт:
На песке в неглубокой яме горел большой костер. Вокруг на стульях сидели девушки в не по размеру больших спортивных фуфайках, строя абсолютное безразличие к стоявшим рядом парням. Парни якобы случайно принимали позы, подчеркивавшие размер их бицепсов или скульптурный пресс, и делали вид, что не замечают девушек. Я насмотрелся такого в «Лерое» — образованная или нет, молодежь везде молодежь. Всем было лет по двадцать, самый воздух дрожал от вожделения, а тут еще пляжная обстановкаи пиво — словом, легко догадаться, какое продолжение готовилось. Но я рассудил, что к тому времени меня
Когда мы с Саванной подошли поближе, она секунду подумала и указала на понравившиеся места:
— Сядем вон там, поближе к дюне?
— Конечно.
Мы уселись лицом к огню. Некоторое время девушки оценивающе разглядывали меня, но вскоре вернулись к своим разговорам. К костру подошел Рэнди с бутылкой пива в руке, но, заметив Саванну и меня, повернулся спиной, последовав примеру девиц.
— Цыпленка или хот-дог? — спросила Саванна, оставшаяся безразличной к этой пантомиме.
— Цыпленка.
— А что будешь пить?
В свете костра она казалась по-новому загадочной.
— Что есть, то и пойдет. Спасибо.
— Сейчас вернусь.
Она пошла к лестнице — я с трудом удержался, чтобы не пойти за ней. Вместо этого я направился к костру, стянул рубашку и разложил ее на пустом стуле поближе к огню. Вернувшись на место, я заметил, что недоделанный крутой в широких штанах флиртует с Саванной. Я невольно напрягся, но счел за благо отвернуться и сосчитать до тридцати. Я мало знал Саванну и мог только догадываться, что она обо мне думает. Кроме того, у меня не было желания начинать что-то, чего я не могу закончить: мне уезжать через две недели. Я приводил себе самые разумные доводы и отчасти даже поверил, что отчалю отсюда, как только дождусь цыпленка, но размышления были прерваны появлением нового персонажа. Высокий и тощий, с темными уже редеющими волосами, аккуратно зачесанными на пробор, парень был из тех типов, которые с самого рождения выглядят потертыми жизнью.
— Вы, должно быть, Джон, — сказал он с улыбкой, присев передо мной на корточки. — Меня зовут Тим Уэддон. — Он протянул руку. — Я слышал, что вы сделали для Саванны. Между нами, она очень рада, что вы там оказались.
Я пожал ему руку.
— Будем знакомы.
Не обидевшись на мою сдержанность, Уэддон улыбнулся гораздо искреннее, чем Брэд или Рэнди, и — редкий случай — ни слова не сказал по поводу моих татуировок. Надо заметить, мои тату не маленькие и покрывают руки от плеч до запястий. Мне говорили: «Будешь жалеть, когда повзрослеешь», — но в то время, когда я их делал, мне было все равно. И до сих пор плевать.
— Можно тут присесть? — спросил он.
— Пожалуйста.
Уэддон пересел на стул, устроившись не чересчур близко, но и не слишком далеко.
— Хорошо, что ты пришел. Тут, конечно, не лукуллов пир, зато сытно. Ты есть хочешь?
— Умираю с голоду.
— Это у тебя после серфинга.
— Тоже катаешься на доске?
— Нет, но на побережье всегда ощущаю волчий голод. С детских каникул запомнилось — мы каждое лето ездили в Пайн-Нолл-Шорс. Ты там бывал?
— Только однажды. Все, что мне нужно, у меня есть здесь.
— Да, пожалуй. — Он кивнул на мою доску: — Предпочитаешь
— Мне любые нравятся, просто здешние волны больше подходят для длинных досок. Нормально покататься на коротких — это нужно ехать на Тихий океан.
— Атебе приходилось быть на Гавайях, Бали, в Новой Зеландии? Я читал, что там изумительно.
— Никак нет, — ответил я, удивившись, что собеседник что-то знает об излюбленных местах серферов. — Может, еще съезжу.
В костре треснуло полено, выбросив в небо сноп искр. Я сложил ладони вместе и переплел пальцы, зная, что сейчас моя очередь расспрашивать.
— Значит, вы приехали строить дома для бедных?
— Это Саванна сказала? Ну, во всяком случае, мы так планируем. Дома предназначаются для семей, давно заслуживающих улучшения условий. Надеюсь, к концу июля мы закончим строительство.
— Вы делаете доброе дело.
— Ну, не мы одни… Ох, подожди, я же хотел тебя попросить кое о чем!
— Неужели записаться к вам в волонтеры? Тим Уэддон засмеялся:
— Нет, нет. Хотя я это не в первый раз слышу. Завидев меня, люди убегают в противоположном направлении. Наверное, по мне все сразу видно. Шансов, конечно, мало, но я хотел спросить, не знаешь ли ты моего двоюродного брата — он сейчас в Форт-Брэгге.
— Нет, — покачал я головой. — Моя часть находится в Германии.
— В Рамштайне?
— Нет, это летная база недалеко от нас. А откуда ты знаешь Рамштайн?
— В декабре я был во Франкфурте, встречал Рождество в семейном кругу. Мы ведь родом из Германии, дед с бабкой до сих пор там живут.
— Мир тесен.
— Ты научился говорить по-немецки?
— Ни слова.
— Вот и я тоже. Самое обидное, родители шпрехают свободно, дома я с детства слышал немецкую речь и перед Германией даже ходил на курсы, но у меня не получается, представляешь? Экзамен сдал чисто случайно. Все, что я мог, — это кивать за обеденным столом, притворяясь, что понимаю разговор. Единственное облегчение — брат оказался в той же лодке, так что мы тупили на пару.
Я засмеялся. У Тима Уэддона было открытое честное лицо, и, несмотря на намерение смыться сразу после цыпленка, я невольно проникся симпатией к своему собеседнику.
— Может, тебе что-нибудь принести поесть? — спросил он.
— Саванна уже пошла за едой.
— Ах, ну конечно — она же превосходная хозяйка. И всегда такой была.
— Она говорила, вы выросли вместе? Уэддон кивнул.
— Ранчо ее семьи рядом с нашим. Мы ходили в одну школу, в одну церковь и поступили в один университет. Саванна мне как младшая сестра. Она особенная.
Несмотря на фразу насчет сестры, Уэддон произнес «особенная» так, что я догадался — его чувства к Саванне глубже, чем он хочет показать. Но в отличие от Рэнди Уэддон, казалось, ничуть не ревновал к тому, что она пригласила меня сюда. Не успел я додумать мысль, на лестнице появилась Саванна, проворно сошла по ступенькам и ступила на песок.
— Вижу, ты познакомился с Тимом, — кивнула она. В одной руке Саванна держала две тарелки с курятиной, картофельным салатом и жареной картошкой, в другой — две банки диетической пепси.