Дорогой сновидений
Шрифт:
— Да, — кивнула девочка, — только вчера ты никак не мог вспомнить его имени… Пап, оставь мне, пожалуйста, легенду. Я хочу дочитать ее.
— Мати, а может быть, потом? Не сейчас? Когда ты вырастишь? Эта легенда действительно очень странная. И страшная.
— Я люблю страшные истории! Хотя… — взглянув на отца, она, соглашаясь с ним, кивнула: — Раз ты так хочешь — я не буду читать.
— Спасибо, милая.
— Пап, какой-то ты сегодня странный, — удивленно глядя на него, проговорила Мати. — Ты не заболел? — она потянулась к его лбу. — Вот, точно! И лоб горячий!
— Постой, — попытался удержать ее караванщик. — Я совсем здоров. Это просто сон. Мне приснился кошмар. И больше ничего.
Но девочка, уже оказавшаяся у полога, готова была выскользнуть наружу.
— Мати! — лишь нотки отчаяния, прозвучавшие в голосе отца остановили ее, но лишь на мгновение.
— Прости, папочка, мне нужно… Ну, я вспомнила сон… Не этот, другой, — ее голос был взволнован, речь обрывчатой, словно мысли торопились куда-то, боялись не успеть узнать главное. — Мне тогда приснилась Матушка метелица. Я просила ее научить меня повелевать снами. И она сказала, чтобы я спросила Шамаша, что он знает. Я тогда забыла спросить. Было столько всяких дел и событий… А теперь… Пап, раз ты не рассердился на все остальное, ты ведь не рассердишься и на это? Я всего лишь хочу задать Шамашу вопрос, я должна была спросить уже давно…
— Иди. Раз так велела госпожи Айя… — проговорил Атен, отпуская дочь.
Провожая ее взглядом заслезившихся вдруг глаз, он думал о том, как хорошо, что все беды были не настоящими, но лишь сном, одним сном, который закончился и не вернется больше никогда.
"Господин не откажет исполнить просьбу Своей божественной супруги, — мысли текли медленно, полные спокойствия, — и обучит мою девочку управлять снами… Конечно, Он не повелитель сновидений, но великий бог, самый могущественный из всех. Он даст малышке силы и знания, которые помогут ей противостоять Лалю, если тот наяву, как в моем сне, попробует украсть ее сон…" — затем на его лицо легла тень. Он вспомнил, что должен сделать еще кое-что и как можно скорее, чтобы беда, о которой поведал ему сон, никогда не пришла в караван.
Караванщик двинулся к краю повозки, намереваясь выбраться из нее, но тут полог приподнялся и внутрь забрался Лигрен.
— Атен сказал мне, что ты не совсем здоров…
— На ловца и зверь бежит.
— Что? — не понял его лекарь, в глазах которого росло беспокойство, когда среди болезней снежной пустыни было много таких, одна мысль о которых внушала страх. Например, безумие… А симптомы этой пугающей болезни… Лигрен начал приглядываться к хозяину каравана. Лихорадочный блеск в глазах, непонятные слова, неразборчивая речь…
— Я здоров, приятель, — Атену не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять ход его размышлений, когда на лице Лигрена и так все было написано. Грустная улыбка коснулась его губ, когда он вспомнил сон, который так стремился придать черты реальности самым что ни есть ужасным страхам.
— Конечно, и, все же, позволь я тебя осмотрю…
— Лигрен, — остановил его хозяин каравана, в голосе которого зазвучали холодные нотки, —
— Вещий сон? — лекарь весь собрался, насторожился. Это было даже серьезнее снежного безумия, когда болезни испытывают волю к жизни, а пророчества — саму душу, силу ее веры.
— Не знаю, — он не был уверен. — Но я намерен сделать все, чтобы он не исполнился. Никогда. Раз уж боги были так милостивы, что предупредили меня, — он умолк, прислушиваясь к своим чувствам, к окружающему миру, пытаясь определить, чего ждали от него небожители — борьбы или смирения. Правильно ли он Их понял, делая выбор.
— Продолжай, Атен, продолжай, — нетерпеливо прошептал Лигрен.
— Этот сон был о Лале.
— Лале? — пораженный, повторил его собеседник, глядя на хозяина каравана широко открытыми глазами.
— Да, боге сновидений. Ты ведь знаешь, о ком я говорю?
— Конечно…
— В чем же тогда причина твоего удивления?
— Просто… Атен, прости меня, но мне казалось, что караванщики не признают Лаля, даже имени Его не произносят, боясь тем самым расстроить или даже оскорбить госпожу Айю…
— Да, это так. Теперь, после сна, я не просто верю, но знаю, что мы все это время поступали правильно. Как правы были наши предки, когда в эпоху Мара отвергли путь Лаля…
— Хотя сами они того и не понимали…
— О чем ты?
— Тебе приходилось читать книгу Мара?
Караванщик не сразу ответил. В его руке все еще был свиток, который оставила малышка. Ему хотелось заглянуть в него и, все же, было что-то еще, сильнее любого даже самого сильного любопытства. И это нечто останавливало. Страх? Наверное, он бы стал призирать себя, поняв, что это так. Он думал, что дело в другом — благоразумии, предупреждении… Хотя, и в страхе тоже, главное, что не в первую очередь в нем.
— Нет, — сказал он, отвечая одновременно и на заданный вопрос, и на свои мысли. — Не думаю, что я должен.
— Может быть, ты и прав, — немного подумав, проговорил Лигрен. — С твоим даром предвидения… Незачем давать самому ужасному кошмару минувшего хотя бы малейший шанс проникнуть в грядущее… Так что это был за сон?
— В нем Лаль украл сон наших детей.
— Всех детей?
— Шестерых. И моей дочери в том числе…
— Но зачем…! Ладно, это не тот вопрос. Конечно же, он хотел вновь попытаться захватить власть над нашими сновидениями, используя для этого детей. Но как он смог? Ведь госпожа Айя заточила его в мире снов! Он не может покинуть его, не может попасть в наш край…
— Я не знаю, Лигрен. Никто мне ничего не объяснял, лишь показывал… Вернее, пугал, так сильно пугал, что я до сих пор не могу прийти в себя, а все даже самые робкие, незначительные воспоминания об увиденном, пережитом во сне, заставляет в ужасе трепетать душу…Давай не будем тратить время на все эти разговоры. Потом, немного успокоившись, укрепившись в вере, что сон остался позади, отвергнутый явью, я расскажу обо всем. Но не сейчас…
— Зачем ты хотел меня видеть?
— Да! Это сейчас главное. Я знаю, у рабынь есть ягоды Меслам.